Капкан для Скифа - Александр Чернобук

— Порядок, Кныш, замарафетилась коза, — стриженый расположил бесчувственное женское тело на заднем сиденье.

— Не претворяется?

— Понтуешься? Верняк!

— Проверь на всякий случай.

Стриженный послушно оттянул веко Юли:

— В натуре, порядок! Бельма выкатила!

— Добро. Отзвонись Рембо на трубу, — отозвался водитель.

Тот с готовностью достал мобильный телефон и набрал номер:

— Алло, Рембо? Привет. Это я. Да, Щербатый. Полный порядок. Она у нас, везем на хату. Все путем. Хорошо. Понял. Так и сделаем. До связи. — Он спрятал телефон в карман, посмотрел внимательно на пленницу:

— Слушай, Кныш, а телка-то ничего.

— Путевая?

— Самый цинус!

— Скучать не будем?

— Оттянемся, без байды!

Водитель неопределенно хрюкнул. Стриженный поправил сползающее с сиденья податливое тело Юли.

* * *

Утром Юля, нежно поцеловав меня, упорхнула в университет. Их хитрый деканат придумал трудовую повинность — все поступившие абитуриенты должны отработать двадцать дней на благо родного корпуса. Я долго возмущался и предлагал перенести трудовую повинность на квартиру, которую собирался купить в ближайшее время. Там тоже будет нужен ремонт, а с университетской барщиной решить вопрос — раз плюнуть. Ее можно легко заменить на необременительный оброк. Причем разовый.

Юля от оказания помощи по ремонту квартиры не отказывалась, а вот по университету и слышать ничего не захотела. Как можно? Все там что-то белят-красят, а она нет? Не хочет она быть белой вороной.

На прощанье, пообещав вообще закрыть их экономический факультет, я, скрепя сердце, отпустил ее на этот добровольно-принудительный субботник.

«Вот и все. Кончилась твоя холостяцкая жизнь, Скиф. В комнате общаги стало тесно и неуютно. Потому что вдвоем. Всему свое время. Ребята все уже купили себе отдельное жилье. И Костя, и Сеня, и Майкл, и Боря… Некоторые женились. Как Майкл. Или женятся ежедневно, как Боря. “Поймал Иван дурак, Василису Прекрасную и давай на ней жениться!” — Усмехнулся ходу своих мыслей. — А мне все было недосуг, что-то с жильем делать. Нужды никогда в этом деле не испытывал, да и желания особого как-то не прослеживалось. Теперь уже понятно почему. Холостому все хорошо… Время жить-не тужить в общаге и время…»

Утренние размышления прервал телефонный звонок. Я взял мобилку — номер в окошечке не высвечивался:

— Да? — немного раздраженно бросил я в трубку: «Время восемь пятьдесят, кому это в такую рань понадобился?»

— Скиф?

— Он самый.

— Есть для тебя новость…

— Хорошая?

— Очень.

— Тогда говори.

— Мы твоего беленького пупсика забрали.

Голос был смутно знаком. Похоже, говоривший прикрывал мембрану телефона платком. Я рывком вскочил с кровати:

— Какого пупсика? — Закон самосохранения не пускал явное к сердцу. Такого оно могло не выдержать.

На том конце провода раздался грубый смех:

— Дурика не включай.

— Ты о чем?

— О телке твоей речь!

— О какой телке? — Для того, чтобы говорить спокойно, мне понадобилось собрать всю свою волю в кулак. — У меня подсобного хозяйства нет и никогда не было. Фермы не держу. Животноводством не увлекаюсь.

— Значит, ни коров, ни коз, ни телочек молодых у тебя нет?

— Нет.

— Ладно, не прибедняйся.

— Не понимаю.

— О Юлечке, твоей красавице, речь, — в трубке снова раздался смех. — Чем она не телочка? Молодая, задорная, сочная…

— Чего ты хочешь?

— Жди письмо — там будут все инструкции. Исполнять их будешь буквально, если не хочешь, чтоб мы твоему пушистому котику шкурку испортили. Это, надеюсь понятно? — После непродолжительной паузы голос в трубке гаркнул: — Не слышу ответа!

— Понятно.

— И еще одно…

— Что?

— Не ревнуй, Отелло, я буду с ней ласков…

— Ты кто? Падла, отвечай!

— О-е-е-е-е-е-й! Как страшно.

— Забиваю тебе стрелку! Прямо сейчас! В любом месте! — Нервы больше не выдержали. — Сука, гнида, порву, где ты находишься?

Я еще долго орал в отключившийся мобильник и, наверняка, цензурных слов употребил мало. Отшвырнув трубу, упал на постель и схватился руками за грудь — сердце давно, еще с армии (после ударов Рембо) пошаливало, а сейчас сжалось и отказалось выполнять свои функции совсем. Сгреб в кулаки одеяло, судорожно выгнулся, скатился со стоном на пол и провалился в темноту…

— О-о-о-о-е-е-е!

Вот мы и снова один на один. Я и Рембо. Он делает выпад ногой, затем идет главный удар — рукой в голову. Отреагировать я успеваю, но блок слабый, он его пробивает и попадает в челюсть с правой стороны, потом сразу удар по левой: «Да что же ты делаешь, гад? Игра и мяч уже далеко, мы же не в спарринге, а на игровом поле. Вон мяч, там игра». Рембо не слушает, он продолжает нападать, из его оскаленного рта брызжет слюна, капли летят прямо мне в лицо. Он в каком-то бешеном азарте продолжает хлестать меня по щекам. Ну, сука, держись. Я тебе покажу сейчас и боевое регби, и слюни, и йоко в сердце, и пощечины по лицу»… Ухожу с линии атаки и бросаю правую руку вперед, в хлестком хлыстоподобном ударе — «уракене»…

— Ху-у-у-у! Получай!

— Е-е-е-е-е, Скиф! Ты что делаешь? — Костя роняет стакан с водой и отпрыгивает, держась за правый глаз.

Прихожу в себя — комната, я на полу. Стол, кресло, кровать. Общага. Я дома. Солнце в окне — я что, спал днем? Провел ладонью по лицу — мокрое, и щеки пылают. Сердце заныло, вернув мне все воспоминания сразу: и потерю сознания, и потерю Юли. Массируя левую часть груди, встал и осторожно присел на краешек постели:

— Сколько времени, Купер?

Он поднял и приложил стакан к щеке:

— Блин. Синяк будет. Около десяти.

— Извини.

— Что тут у тебя происходит?

— Так сразу и не ответишь…

— А ты не сразу. Как самочувствие?

Я вяло пожал плечами, не убирая руки с сердца:

— Только «вернулся».

— Это я и сам вижу. Захожу, ты в судорогах корчишься на полу. Думаю, дай, похлещу по морде — все безопасней, чем в спарринге на ринге. Ан нет. Все равно не тот случай. Зарядил другу по лицу. Надо было просто тихонечко водичкой поливать на расстоянии. — Костя, наверное, сильно перепугался. Говорил, поглядывая на меня с опаской. Видно, прелестный видик у меня был, когда он вошел.