Боже, спаси Францию! - Стефан Кларк

— А мне не нужно.

— Возможно и так, но мне нужно.

Мне повезло, что он не сказал «а мне не нужно» еще раз. Иначе мы могли бы продолжать в том же духе, пока один из нас не умер бы от голода.

— Говори, — сказал он и зашуршал какими-то бумагами, давая мне понять, что не особо настроен внимательно слушать.

Мне не хотелось прибегать к открытым угрозам в дальнейшем шантаже по телефону. Что ж, на самом деле именно это я и сделал, полагая, что Жан-Мари оборвет меня как неотесанного дилетанта и пошлет. Без лишних упоминаний об английской говядине я дал ему понять, что намерен встретиться с ним во что бы то ни стало в понедельник, ну, в крайнем случае, во вторник.

Мы договорились встретиться в его квартире в Нейи, в среду в семь вечера.

— Чуть позже у меня назначен деловой ужин, — уточнил Жан-Мари, чтобы я не обольщался перспективой провести приятный вечерок в его компании и получить гостеприимное приглашение остаться переночевать.

— И у меня, — ответил я. Вместе с Флоранс и Мари мы договорились встретиться в недорогом кафе с индийской кухней и отметить наше начинание. Но это в том случае, если Жан-Мари не спустит меня с балкона, выслушав мое предложение.

В ту среду всеобщая забастовка достигла своего апогея, и в городе воцарился хаос: повсюду груды грязи, обозленные люди, автомобильные пробки, отсутствие электричества и свежих багетов. Люди, ставшие свидетелями такого коллапса, говорили, что даже в мае шестьдесят восьмого все было не так мрачно.

Но в какой-то момент, побив предыдущий рекорд зафиксированных разрушений, бастующие, все как один, вернулись на свои рабочие места, ведь им нужно было израсходовать положенные отпускные.

Дверь открыла жена Жан-Мари. Она, как и в нашу первую встречу, была в отличной форме. Корни подкрашены — галочка. Свежий налет загара — галочка. На руке браслет из последней коллекции Dior — галочка. Бюстгальтер держит груди на заданной высоте, под углом в восемьдесят градусов — галочка, галочка.

Она протянула мне руку и проводила в гостиную, не удостоив при этом приветственными репликами или хотя бы улыбкой. Если такой прием не связан с только что вколотыми инъекциями ботокса, то, боюсь, я стал персоной нон-грата в этом доме.

Гостиная, как и прежде, завораживала своей изысканностью и открывающимся видом на Булонский лес (интересно, много ли парижских квартир, расположенных на верхних этажах, смотрят окнами исключительно на верхушки деревьев?). Но со времени моего последнего визита здесь кое-что все-таки изменялось, и изменялось коренным образом. На каминной полке, выполненной из мрамора, теперь стоял эффектный глиняный бюст Марианны. Нет, нет, не администратора из офиса Жан-Мари. Не знаю, кому захочется постоянно натыкаться на ее взгляд, придирчиво наблюдающий за всем происходящим с каминной полки, даже если бедняжка облечена в глину. Эта Марианна была революционной героиней, кем-то вроде французского дяди Сэма. Франция оставалась самой собой: вместо бородатого пожилого дядюшки с рекламы жареных цыплят образ страны воплощала полуобнаженная женщина.

На мой неискушенный взгляд, бюст являлся настоящим произведением искусства. Имя «Марианна» было выведено фигурным древним шрифтом от руки. Приглядевшись, можно было разглядеть даже отпечатки пальцев скульптора, умело доводившего свою работу до совершенства. Похоже, эта антикварная вещица была единственной в своем роде. Да, Жан-Мари усердно инвестировал в свою новую политическую карьеру.

Будь я серьезным шантажистом, я бы немедленно схватил бюст и, символично размахивая им в воздухе, как будто ставлю под угрозу будущее Жан-Мари, грозился бы разбить его вдребезги, если мои требования не будут выполнены. Но я довольствовался разглядыванием шедевра с близкого расстояния, хотя и рискнул кончиком пальца коснуться неимоверно упругих сосков Марианны.

— Ты далеко не первый. — Из-за неожиданной реплики Жан-Мари я чуть было не смахнул статую с полки. В роскошной голубой рубашке, но пока еще без галстука, он незаметно появился из соседней комнаты, что была за моей спиной. — Если приглядеться, там, где дотрагивались до ее груди, осталось маленькое — как это по-вашему — темное местечко. Мне кажется, большинство предпочитает правую. — Он самодовольно усмехнулся собственному мастерству в политической сатире. По сравнению с его настроением во время нашего телефонного разговора мой бывший шеф казался куда более веселым. И тут мне пришло в голову, что он мог попросить своего приятеля и по совместительству охранника с функцией взломщика дверей приготовить для меня какую-нибудь особо мучительную смерть, поджидающую меня сразу же за этими дверьми.

Жан-Мари стоял, не сходя с места, и ждал, пока я пересеку гостиную. Потом спешно пожал мне руку, еще раз подчеркивая ту разницу, с какой принимал меня у себя в первый раз. Тогда можно было подумать, что вот-вот в его руках окажутся документы по усыновлению и он объявит меня своим единственным сыном и наследником.

Мы присели на стоящие друг против друга антикварные кресла с позолоченными ручками, и Жан-Мари в процессе нашего пока еще пустого разговора, вытащив из кармана брюк увесистые запонки, начал отворачивать манжеты рубашки — решил сыграть роль «Месье Безразличный».

— Полагаю, теперь в квартире Элоди живет кто-то другой? — сказал я, желая хоть как-то сдвинуть разговор с мертвой точки.

Он пожал плечами. Мертвая точка не подвергалась воздействию.

— Мне просто интересно, Жан-Мари, какое тебе до этого было дело? Ведь я платил за аренду.

Он сделал глубокий вдох, подыскивая слова, которыми можно было бы закрыть эту тему:

— Иногда друг может нуждаться в твоей помощи.

— Понятно.

Значит, это было частью его подготовки к политической карьере. Нужно было оказать кому-то услугу. Может, в помощи нуждался тот самый охранник. Парни из Национального фронта тоже без защиты никуда, ведь значительную часть населения Франции составляют арабы, не особо дружелюбно настроенные по отношению к политикам-расистам.

— Скажи, чем я обязан такой чести — видеть тебя в гостях? — прямо спросил Жан-Мари.

— У меня к тебе просьба.

— О!!!

Мое нахальство вызвало его скептический смех, похожий на тот, что заразил мою команду, когда я имел наглость оклеветать качество французского чая в пакетиках.

— Даже две просьбы, — добавил я.

— Ах! — воскликнул он, прекратив смеяться. В этот момент он снова переключил все внимание на свои запонки. — И какие же?

— Я собираюсь открыть английскую чайную.

— Ого! И кто подбросил тебе эту идею, а? — Он покачал головой, словно был разочарован, но не удивлен таким предательством с моей стороны. — И при чем тут я?

Мне показалось, я уловил в его взгляде мимолетную тревогу.

— Я пришел не за деньгами. Они у меня есть, — сказал я.

— Да. Мои деньги. Я выплатил тебе сумму, равную годовому доходу. К тому же от тебя больше ничего не требуется.