Торговец отражений - Мария Валерьева

— Мы все не понимаем, — прошептала Грейс.

— Когда-то нас всех ждет одно и то же, — сказал Осборн и вымученно улыбнулся.

Любить ближнего своего, как бы сложно ни было. Вот о чем говорил Джексон. Принимать любимых такими, какие они есть, и делать все, чтобы они были счастливы. Любовь ради любви. Вот смысл.

— Когда ты проснешься, все будет иначе. Я тебе обещаю, — прошептала Грейс и погладила его пальцем по щеке.

— Ты не волшебница, Грейс. — Улыбнулся Осборн и закрыл глаза.

— А ты поверь в эту фантазию и сделай ее настоящей.

— Как скажешь.

Осборн расслаблялся под ее прикосновениями, совсем другими, будто невесомыми, горячими, а Грейс долго-долго смотрела на него, запоминала каждую черту лица, каждый изгиб, каждую родинку. Он очень изменился за последние два года. Вырос на ее глазах, под ее прикосновениями. Любовь Грейс была живительной влагой.

— Почему ты такая? Почему мне только с тобой так… спокойно? Я только с тобой могу говорить. Я больше никого видеть не хочу. Почему? — тихо спросил Осборн, погружаясь в сон.

— Потому что я люблю тебя.

— И я тебя, но ты ведь не такая, как я.

Грейс гладила его по голове и улыбалась.

— Я — Бог.

— А я? — спросил Осборн и зевнул.

— И ты. Конечно ты тоже, милый.

— Мы оба? — прошептал Осборн, улыбнувшись, но не открыв глаз.

— Мы все, милый. Мы — новые Боги. И мы тоже можем устать.

— Значит, отдых? — прошептал он, окончательно пропав.

Грейс улыбалась. Она шептала:

— Когда-то мы все снова будем счастливы. Мы вспомним, что такое настоящая жизнь. Люди поймут, на что способны. Любовь и вечность возродят нас. Все станет другим. Мир возродится из пепла. Я люблю тебя, Осборн. Люблю. Пожалуйста, помни об этом.

Грейс сидела с ним долго, слушая мерное дыхание, любуясь красивым лицом, которое когда-то так полюбила, чувствовала, как бьется сердце, взлелеянное ее руками. Самое красивое творение, прекрасное. Ангел во плоти. Нельзя дать ему пасть. Он должен вечно парить. И не важно, что на самом деле все будет совсем не так.

А потом быстро переоделась, накинула на плечи пальто из темного драпа, завязала волосы в узел и спрятала их под шапку Осборна, которую вытащила из-под кровати, взяла сумку с самым необходимым, вышла во тьму коридора, прошептав тихое «Прощай».

Грейс знала, что больше они не увидятся прежними.

Дождь моросил. Ни один лучик света не мог пробиться сквозь плотную завесу темно-серой тьмы, клубившейся, спускавшейся к земле. Тучи были так низко, что, казалось, касались крон деревьев. Ветви путались в них, как в паутине. Казалось, что небо падает на землю.

Грейс знала, что ее никто не увидит, но и не боялась быть пойманной. Эта ночь особенная. Никто не знает, как она закончится.

Лес Ластвилля непредсказуем даже для тех, кто навещает его часто. Вода размывает тропинки, засыпает опадающими с деревьев листьями и путает. Но лес приводит, куда должен. Даже если плутающий не верит ему.

Грейс знала, куда идти, но чувствовала себя в окружении полысевших деревьев неуютно. Лес темный, прежде знакомые зарубки, ямки и кочки, казалось, виделись впервые. Она вглядывалась в темные проходы между деревьями, останавливалась, чуть откидывала пальто на спину, надеясь почувствовать прикосновение холодного ветра к обнаженной шее. Но не чувствовала ничего.

Всюду слышались шорохи. Лес хрустел обламывающимися от ветра сучьями, ветки терлись друг о друга и хрипели в зловещей тьме. Капли воды падали с крон и сбивали оставшиеся на ветвях листья. Лес пугал.

Но Джексон не мог оставить. Это всего лишь проверка. Большое испытание, сможет ли она доказать свою любовь. И Грейс продолжала идти.

Она вдруг вспомнила первый визит в лес Ластвилля. Тогда Джексон был рядом. Он шел, босой, и листья крошились под его ступнями с громким хрустом. И когда Грейс опускала взгляд под ноги, понимала, что идет по чужим костям.

— Город построен на костях. Каждая жизнь дарована тысячами других, — говорил Джексон и шел дальше, а его длинное белое одеяние цеплялось за скелеты и ветви, но выскальзывало. — Мир людей — мир кладбищ. Засыпают старые, чтобы построить новые, выкапывают кости неуплаченных могил, кладут свежие, испытывают оружие и не погребают умерших, только пишут числа в новостях. Скольких бессмысленных смертей можно было избежать, если бы люди просто любили друг друга! Тогда бы люди увидели, как велик Мир, как велик Человек.

Грейс соглашалась с его правдой — сейчас уже их правдой.

Грейс молчала, вспоминала голос Джексона. Казалось, он рядом, за каждым деревом. Но его нет. Он издалека смотрит, но не подходит. Такова игра. Нужно принимать ее правила.

Лес, холодный, темный, страшный, мертвый смотрел на нее. Грейс, обнаженная под слоями одежды, дрожала, но терпела. Могло случиться что угодно: одинокий человек в лесу — легкая добыча. Но Грейс чувствовала: Джексон не даст в обиду. Она в безопасности. Даже в самый мрачный день он сумеет осветить путь.

— Человек — высшее творение, — говорил Джексон. — Столько силы, столько ума, столько способностей, возможностей растрачиваются на глупости. Мы ведь можем стать новыми Богами. Мы бы не воевали, а помогали друг другу. Сколько зла подарила миру собственность, сколько смерти принесло ему эго. Не будь этого, а будь любовь и следование правде — все было бы иначе.

Джексон шел, вглядывался в даль, видя там все, что можно, и кости под его ногами трещали. Он говорил:

— Когда-то ты вернешься сюда, Грейс, спустя годы. Ты и другой, такой же как ты, впустите меня в себя и возродите. Даже когда неизбежное поглотит меня, вы все еще будете хранить память. Отправьтесь на поиск себя. Потеряйтесь в этом лесу, исчезните. А потом — найдитесь. Умрите и посмотрите на себя настоящих. Тогда я вернусь. И мы будем новыми Богами.

Грейс шла, обнимая себя холодными руками, оглядываясь. Она хотела плакать. Впервые за годы, от отчаяния и страха.

Джексон не появлялся. Джексон был в будущем. Он знал, что ждет человечество, и хотел спасти его. Но люди не хотят слушать, они