Птица солнца - Уилбур Смит

Церемония окончилась, Ланнон Хиканус стал царем.

– Хаббакук Лал! – подозвал Ланнон рыжебородого моряка с веснушчатым обветренным лицом.

– Мой господин.

– Снимаемся с якоря и плывем в Опет.

– Ночной поход?

– Да, я хочу вернуться до завтрашнего полудня и верю в твое искусство.

Хаббакук Лал в знак благодарности склонил голову, и тяжелые золотые серьги свесились ему на щеки. Потом повернулся и побежал по палубе, отдавая приказы старшим над гребцами.

Подняли якоря, и барабанщик на передней башне корабля начал деревянной дубинкой отбивать на пустом древесном стволе ритм гребли.

Три быстрых удара, два медленных, три быстрых. Ряд весел погрузился в воду, зачерпнул, поднялся, пролетел вперед и снова погрузился. Абсолютно синхронно, волнообразным движением, как серебряные крылья большой водяной птицы. Длинный узкий корпус разрезал освещенную солнцем озерную воду, оставляя за собой ровный след, на главной мачте развевался флаг дома Барки, а передняя и задняя башни корабля гордо возвышались над поросшими папирусом берегами.

Когда флагман проходил мимо остальных кораблей, те приспускали флаги и трогались следом. Флотилия выстроилась цепью, рулевые крепко взялись за гребные весла, бой барабанов огласил озеро.

При свете факелов Хай переходил от одной группы к другой, только легкая хромота напоминала о том, что ему недавно пришлось пережить; всякий раз жрец показывал звездному небу пустое дно чаши и бросал кость на палубу.

– Будь проклято твое везение! – рассмеялся Филон, но смех не вязался с гневным выражением его смуглого лица. – С ума я сошел, что ли, чтобы спорить с любимцем богов? – Однако он высыпал на палубу груду золота, покрывая ставку Хая, а Хай бросил кость – и снова выпали три черные рыбы. Филон плотнее запахнул плащ и отошел от играющих, выкрикивавших насмешки.

Яркая белая звезда Астарты уже зашла, когда Ланнон и Хай наконец встали под развешенными шкурами Великих Львов и оглядели палубу. Она напоминала поле проигранной битвы. Повсюду, освещенные факелами, лежали тела, обмягшие и бесчувственные. Винная чаша каталась по слабо колеблющейся палубе корабля, который, легко покачиваясь, по-прежнему стремился во тьму.

– Еще одна победа, – хрипло сказал Ланнон, разглядывая лежащих.

– Прекрасная победа, государь.

– Я думаю… – начал Ланнон, но не закончил. Ноги его подкосились. Он покачнулся и повалился ничком. Хай успел подставить плечо. Не обращая внимания на боль в груди, он понес царя в главную каюту под палубой. Положил Ланнона на постель, устроил поудобнее. Еще несколько мгновений стоял, глядя на неподвижную фигуру.

– Спи сладко, мой прекрасный царь, – сказал он и, шатаясь, побрел в свою каюту. У входа его встретила рабыня.

– Я приготовила твое стило для письма, – сказала она, и Хай уставился на свиток, чернильницу и стило под висячей лампой.

– Не сегодня. – Он направился к кровати – и налетел на переборку. Рабыня подбежала и направила его в нужную сторону.

Хай лег на спину и посмотрел на нее. Рабыня из дома Ланнона. Хай хотел бы иметь таких же, но они стоят не менее десяти пальцев золота.

– Что еще, мой господин? – спросила она. Хорошенькая малышка с мягкими темными волосами и бледной, цвета слоновой кости, кожей. Хай закрыл один глаз, чтобы лучше разглядеть ее.

– Может быть, – медленно сказал он, – есть и еще кое-что. – Но он переоценивал свои силы, и через несколько мгновений его храп сотряс корабль до самого киля. Девушка встала, оделась и улыбнулась ему, прежде чем выскользнуть из каюты.

В предрассветной тьме Хай стоял на палубе у передней башни и упражнялся с топором. Тот летал со свистом и гулом. Хай чувствовал, как все быстрее течет в его жилах старое вялое вино, прохладный озерный воздух не мог остудить пот, выступивший на его теле. Он менял руки, а большой топор пел. В голове прояснилось, обильный пот тек по мускулистым рукам и ногам, по горбатой спине, промочил набедренную повязку, заливал глаза. Хай затанцевал, легко подпрыгивая, поворачиваясь и раскачиваясь, а топор продолжал петь.

Рассвет озарил небо, когда Хай наконец остановился и оперся на топор. В холодном воздухе дыхание жреца обращалось в пар, кровь быстро бежала по телу, и он снова чувствовал себя человеком.

В каюте одна из рабынь золотой щеточкой стерла с его тела пот. Щеточка была подарком Ланнона. Рабыня растерла тело Хая ароматным маслом, расчесала и заплела ему волосы и помогла надеть свободную белую одежду без пояса.

Хай вышел на рулевую палубу, когда по флоту был отдан приказ ложиться в дрейф. Корабли повернули на восток, ожидая восхода солнца, а рабы-гребцы с облегчением упали на свои весла. Когда солнце показалось над горизонтом, Хай запел торжественный гимн Баалу. Потом завтракали на открытой палубе, сидя на тростниковых циновках. Хай смотрел на лица, серые, сморщенные, с красными глазами. У всех было дурное настроение. Даже Ланнон был бледен и руки его дрожали, когда он завтракал теплым молоком с медом.

Хай начал с просяного хлеба, обмакивая его в масло и мед, потом ел больших копченых и соленых озерных лещей, а когда приказал принести жареную утку, остро пахнущую диким чесноком, вся компания посмотрела на него с благоговением. Хай разорвал утку на куски и стал с довольным выражением есть: он ревниво относился к своей репутации.

Филон выразил общую мысль, воскликнув:

– Великий Баал, ты оскорбляешь не только свой желудок, но и мой. – И, согнувшись, заторопился к борту.

– Он прав, – впервые рассмеялся Ланнон. – Ты как ребенок, который пил только материнское молоко.

– Он вскормлен на красном зенгском вине, а зубы точил о лезвие своего топора.

– Если бы озеро было полно вином, он осушил бы его и мы смогли бы перейти вброд.

Хай подмигнул им, как озорной гном, и отломил от утки другую ножку.

К середине утра они добрались до мели, и Хаббакук Лал прошел на нос, чтобы провести корабль по узкому каналу. Водный гиацинт, папирус и десятки других растений угрожали перекрыть дорогу жизни Опета. Работавшие в канале лодки отошли к берегам, и десять больших кораблей проследовали мимо них на серебряных крыльях. Надсмотрщики-воины, воздевая сжатые кулаки, приветствовали флаг Барки на мачте флагмана, но отряды рабов, обреченных пожизненно сражаться с озерными растениями, стояли молча, и глаза у них были терпеливые, как у домашней скотины.

Ближе к Опету стали встречаться рыбачьи лодки; с них свисали сети, полные рыбы, блестевшей серебром, как пойманные звезды, а над лодками белым крикливым облаком вились чайки. На горизонте темно-красной цепью показались холмы, и все собрались у борта, радуясь возвращению домой.

На рулевой палубе Мурсил, глава охотников, подошел к Ланнону и преклонил колени.

– Ты посылал за мной, государь.

– Да, и за пигмеем.