Беги, хватай, целуй - Эми Сон

В целом все статьи оказались не столь ужасными, как я ожидала. Зато меня сразила наповал моя фотография, помещенная после заметок. В каждой газете почему-то воспользовались моим выпускным снимком из Брауна. В то утро представители фотокомпании пришли снимать меня в девять утра, а я проспала и выскочила из постели без десяти девять. У меня не осталось времени принять душ, а тем более подкраситься. Так что я предстала перед объективом с огромной копной кучерявых волос и темными кругами под глазами. При взгляде на меня стилистка вздрогнула и вручила мне расческу. Но для волос еврейской девушки расческа примерно так же эффективна, как спрей для освежения дыхания для бродяги из трущоб Манхэттена, так что я откинула волосы набок и уселась под лампами. Я изо всех сил постаралась возместить недостаток привлекательности бодрой улыбкой, но она получилась натянутой. В результате я стала похожа на осоловелого серийного убийцу, находящегося в полукоматозном состоянии и страдающего запором. Настоящий монстр.

И вот теперь каждый парень, хоть однажды поинтересовавшийся моим внешним видом, увидит эту Медузу Горгону и станет думать, что это я. Я вообразила себе затихающий шелест тысяч и тысяч опадающих нью-йоркских пенисов.

– О господи, – простонала я, опустив голову Адаму на плечо и уставившись на трех одинаковых ведьм.

– Ар! – окликнул он меня. – Тут еще кое-что есть.

– Ты о чем? Я вроде просмотрела все три газеты. Он робко потянулся за газетой «Пост», пролистнул ее назад, до страницы номер шесть – «Светская хроника», и передал мне.

Фальшивая леди

Мы узнали, что печать – не единственная сфера деятельности, где бывшая обозревательница «Сити Уик» Ариэль Стейнер пытается пустить окружающим пыль в глаза. Вчера ее видели в салоне Энрико Фаберже, где ей делал мелирование известный парикмахер Пьер Тибо. Какой же цвет привлек бывшую порнописательницу? «Я предложил белокурый оттенок, чтобы выявить ее природные особенности, – сказал Тибо. – Получился очень естественный вид. Не сразу и догадаешься, что на самом деле она совсем не такая». Лучше просто не скажешь!

Я прижала ладони к щекам, как тот парень на картине Эдварда Мунка. И когда им только удалось сделать этот снимок? Может, кто-то спрятал шпионский фотоаппарат внутри фена для сушки волос? Или та шестидесятилетняя дама, сидевшая в соседнем кресле, на самом деле была переодетым папараццо? И как мог Тибо меня заложить? Кому еще девушка может доверять, если не собственному парикмахеру-модельеру?

– Какой кошмар, не могу в это поверить! – завопила я, глядя на Адама.

Он улыбался.

– Так ты надо мной еще и смеешься?

– Я не над тобой смеюсь, а над этой ситуацией. Согласись, что получилось забавно.

– Вовсе нет! – сказала я, шмякнув его по плечу.

– Я смеюсь только потому, что знаю: это скоро кончится. А если и нет, то можешь утешаться хотя бы тем, что хуже уже не будет.

Но Адам, разумеется, ошибался.

После его ухода я приняла душ и постаралась взять себя в руки. С этими статьями или фотоснимками ничего уже поделать нельзя, но в моей жизни оставалась еще одна область, которую я могла держать под контролем: поиски этой чертовой новой работы.

Я оделась и включила телефон. Только собралась набрать номер агентства, и тут раздался звонок.

– Ты видела газеты? – поинтересовался отец.

– Угу.

– Почему ты не послала им приличную фотографию? – спросила мама.

– Мама! Так не бывает! Нельзя самой выбирать снимок для опубликования!

– Я пытался ей это объяснить, – сказал папа, – но она ничего не хочет слушать.

– Как настроение? – спросила мама.

– Нормально. Единственное, что меня достало, – это заметка на странице номер шесть.

– В какой газете? – заинтересовался папа.

– В «Пост».

– Не вешай трубку. У меня она есть. Сейчас принесу маме.

Я услышала треск, это отец переносил трубку в спальню родителей. Потом послышался шелест газет. Папа сказал:

– Gevalt![111]

А мама спросила:

– Почему ты не сказала мне, что покрасила волосы? Хочется взглянуть!

– У меня есть более важные причины для беспокойства. Вчера Крыса меня уволила, когда узнала об опровержении.

– Уверен, ты в состоянии найти что-нибудь не хуже, – сказал отец. – Ты ведь можешь заниматься чем угодно. У тебя диплом «Лиги плюща».

– У Теда Качинского[112]тоже, – парировала я.

– Выше голову! – сказала мама.

– Мы тебя любим, – добавил папа.

– Знаю, – откликнулась я.

Я повесила трубку, а потом набрала номер Френсис, женщины из моего агентства.

– Вчера мы звонили тебе весь вечер, – сказала она, – но не могли дозвониться.

– Я, должно быть, забыла включить автоответчик. Эшли рассказала вам о том, что произошло?

– Да. Мы, конечно, разочарованы тем, что контракт с тобой расторгли. Но, обсудив твою… ситуацию, мы решили, что будем и дальше представлять твои интересы. Несколько женщин из нашего офиса – большие поклонницы твоей колонки, и они хотят, насколько это в их силах, тебе помочь. Но мы решили впредь не пытаться пристроить тебя в мир печати, чтобы ты вновь не оказалась в подобной ситуации. Мне удалось найти тебе место в банке начиная с понедельника.

– Что это за место?

– Та же должность, что у тебя была. Те же обязанности: печать докладных записок и писем, несложная работа на компьютере, ответы на телефонные звонки.

– Мой босс знает, кто я такая?

– Мы назвали ей твою фамилию, и она никак не прореагировала.

– Какая оплата?

Френсис откашлялась.

– Боюсь, чуточку меньше, чем было.

– Насколько меньше?

– Одиннадцать долларов в час.

– Одиннадцать?

– В филиале «Банка Америки». В филиалах больше не платят.

– Где он находится?

– В Лонг-Айленд-Сити.

– Неужели в Куинсе?

– Совершенно верно.

Две недели тому назад я слыла самой скандальной обозревательницей Нью-Йорка, а теперь буду получать одиннадцать баксов в час, отвечая на телефонные звонки в каком-то захудалом офисе. После вычета налогов эта цифра, вероятно, приблизится к семи. Такие деньги получает приходящая няня. Но как я могла отказаться? Они, наверное, не смогли бы определить меня сейчас в другое место. Я должна быть им благодарна за любое предложение. Поэтому я сказала, что согласна, и пошла завтракать в «Осень».