Шелковые узы - Лиз Тренау

Питер превратился в симпатичного молодого человека, который завел свою семью, его дети часто навещали «двоюродную бабушку». Как-то раз Шарлотта пригласила Анну на одну из таких встреч, где она воочию убедилась – внуки очень похожи на нее, что не могло не радовать портниху.

* * *

Для всех в семье, кроме ее отца, выбор Анны стал полной неожиданностью. Она до сих пор помнила выражение крайнего ужаса на лице тети Сары, когда Анри пришел утром на Спитал-Сквер.

– Мистер Анри Вендом, мадам, – сообщила Бетти.

– Скажи, что он ошибся. По деловым вопросам в следующую дверь, – твердо ответила тетя.

– Нет, тетя, он пришел к отцу, – крикнула Анна, уронив книгу, которую пыталась читать последние полчаса.

Она быстро сошла по лестнице к двери, где, нервно переминаясь с ноги на ногу, ждал Анри. Он был одет в свой лучший костюм из голубой саржи, а волосы аккуратно уложил под новой шляпой. Под мышкой Анри держал пакет из коричневой бумаги, в котором был сложен шелк.

– Заходи, заходи, – сказала она, подмигнув парню. – Отец знает.

Когда они подошли к лестнице, там их уже ждал Теодор. Анна легонько подтолкнула Анри в спину, и мужчины пожали друг другу руки.

Запинаясь, молодой человек начал:

– Сэр, я пришел спросить…

– Не надо церемониться, парень, – ответил Теодор, хлопнув его по плечу. – Анна уже рассказала мне, почему ты пришел. Конечно, я согласен. Знаю, что она чувствует к тебе, и потом я очень рад.

В этот момент из гостиной вышла Сара. За ней появилась Лиззи.

– Что здесь происходит? – воскликнула тетя.

– Дорогая сестра, познакомься с моим будущим зятем Анри, – сообщил Теодор. – Анри, это моя сестра миссис Сара Сэдлер и моя племянница Элизабет.

Анри протянул Саре руку, но она проигнорировала его жест. Она была слишком ошарашена такой новостью, чтобы что-то сказать, от удивления открывая и закрывая рот, словно рыба, выброшенная на берег.

Лиззи захихикала и начала бурно поздравлять Анну с Анри, пока ее мать приходила в себя.

– Ты сошел с ума, Теодор? – выдохнула тетя, повернувшись к Анне. – Разве я не предупреждала тебя о недопустимости подобной дружбы?

Анна не двинулась с места, крепко взяв Анри за руку на случай, если вдруг он решит сбежать.

– Пойдем в гостиную, – сказала она, потащив его мимо Сары и Лиззи к двери.

– Сэр, я должна попросить вас удалиться, пока мы обсуждаем этот вопрос, – промолвила Сара.

Анна услышала, как дядя спускается по лестнице.

– Привет, привет. У нас гости? – прогрохотал он. Увидев Анри, он резко остановился. – И кто это, осмелюсь я спросить?

– Мой жених, дядя, – ответила Анна. – Пожалуйста, позволь познакомить тебя с месье Анри Вендомом.

Анри протянул ему пакет, который держал под мышкой.

– Очень рад знакомству, сэр. Как было договорено, я принес шелк для королевской свадьбы.

– Тогда почему ты не зашел через соседнюю дверь, парень?

– Он мой жених, дядя, я же говорила. Отец дал ему разрешение жениться на мне. Правда, чудесно? И он принес свою работу, которую соткал по моему эскизу. Тебе Уильям во время завтрака рассказывал, помнишь?

Анна взяла из рук Анри пакет и подбежала к окну, на ходу разворачивая его. Шелк заблестел на свету так же, как это случилось накануне на Вуд-Стрит.

– Святой Боже! – воскликнул Джозеф, подходя к окну. – Очень хорошая работа, молодой человек, и замечательная композиция. – Вытащив из кармана жилета лупу, он поднес материю к лицу. – Вы соткали это самостоятельно?

– Да, сэр. Это моя выпускная работа.

Джозеф снова посмотрел на ткань через лупу.

– Отличная работа. Вы очень хорошо над ней потрудились. Кое-что уже вышло из моды, но все это с лихвой окупается высоким мастерством исполнения. Затейливая вещица. Напомните мне, кто модельер?

– О господи, дядя! – взорвалась Анна. – Я же говорила тебе за завтраком. Это мой эскиз.

Он хмуро посмотрел на нее.

– Но как…

– Я позже объясню, а пока что, пожалуйста, прошу поприветствовать в вашем доме Анри Вендома, молодого человека, за которого я собираюсь выйти замуж.

* * *

Старые напольные часы бьют десять часов вечера. Анна отрывается от приятных воспоминаний. Поленья в камине почти прогорели, и она хочет подкинуть еще одно. Завтра будет новый день, и им обоим нужен отдых, ведь они теперь стары.

Она убирает шитье и подходит к супругу, аккуратно вынимает из его рук газету и целует в лоб.

– Пойдем, муж, – шепчет Анна. – Пора спать.

Когда я изучала историю нашего семейного бизнеса по производству шелка, основанного в Спиталфилдс в восточной части Лондона в начале восемнадцатого века (он до сих пор успешно функционирует в Садбери, графство Суффолк), первым адресом, который смогла найти, была улица Уилкс-Стрит, тогда называвшаяся Вуд-Стрит. К счастью, дом уцелел до наших дней.

Всего в нескольких ярдах от него, на углу Уилкс-Стрит и Принслет-Стрит, тогда именуемой Принсес-Стрит, находится дом, где с 1728 до самой смерти (1763 г.) жила известный дизайнер шелковых изделий Анна Мария Гартуэйт. Именно здесь, в самом сердце этого ремесленного района, она создала более тысячи различных моделей для дамастовых и парчовых нарядов, многие из которых можно сейчас увидеть в музее Виктории и Альберта. Я с удивлением обнаружила, что мои предки, вероятно, были знакомы и, возможно, работали с самым известным дизайнером по текстилю восемнадцатого века, чьи работы высоко ценились знатью по обе стороны Атлантики.

Работы Анны Марии Гартуэйт отличались высокой точностью передачи растительных мотивов. Имя дизайнера упоминается в «Универсальном словаре торговли и ремесел» 1751 года, где ее называют человеком, который «внедрил принципы живописи в работу за станком». Она жила в эпоху Просвещения, когда ученые и художники были одержимы изучением и описанием природы, а иллюстраторы-ботаники, такие как Георг Эрет, завоевали известность.

В неопубликованной рукописи, хранящейся в Национальной библиотеке искусств и не законченной при жизни Анны Марии, покойная Натали Ротштайн, тогдашний куратор текстильных изделий в музее Виктории и Альберта, намекает на неожиданную связь между художником Уильямом Хогартом и ткачами из Спиталфилдс. Его известная серия работ «Прилежание и леность», опубликованная в 1747 году, показывает ткачей за станками. Шесть лет спустя он публикует «Анализ красоты», где утверждает, что змеевидная, искривленная линия, которую можно часто встретить в природе и внешности человека, является сущностью визуального совершенства. Ротштайн предполагает, что его могли вдохновлять работы Анны Марии.