Последний секрет - Бернард Вербер

Исидор копается в своем мозгу.

Это легко, я знал ее. Невероятно, чтобы простая загадка решала всю мою жизнь и я не сумел вспомнить ключ.

Исидор представляет свою память в виде огромной библиотеки, такой же высокой, как полая круглая башня. А ум, его ум, подобен белке, которая ищет информацию. Белка открывает том «Одиссеи», но внутри – только размытые изображения. Корабль. Циклоп. Буря. Сирены. Решения загадки там нет. Тогда белка перерывает другие книги, но и там нет решения.

Лукреция понимает, что ее друг борется со слабеющей памятью.

Она вспоминает статью, которую прочла в «Энциклопедии относительных и абсолютных знаний», речь шла о памяти золотой рыбки: «У золотых рыбок очень маленький объем памяти, только чтобы поддерживать жизнь в аквариуме. Когда рыбки обнаруживают декоративное водное растение, они приходят в восторг, а затем забывают его. Они доплывают до стекла, возвращаются и вновь с тем же восторгом обнаруживают то же водное растение. Эта карусель может длиться бесконечно».

Вероятно, забывчивость – процесс сохранения, чтобы не сойти с ума. Исидор сознательно развивал способность забывать, дабы действительность не травмировала его, чтобы можно было спокойно размышлять, но...

Лукреция представляет себе Исидора в виде рыбки в аквариуме. Он восхищается пластиковым украшением – сейфом, откуда идут пузырьки, – потом Исидор уплывает, возвращается и снова впадает в восторг.

Тем временем вездесущая белка продолжает скакать по стеллажам гигантской библиотеки. Кроме «Одиссеи» и сопутствующих книг, где еще искать ответ, спрашивает себя Исидор. Книг о Циклопах нет! И так мало о Сицилии! Белка сообщает, что ничего не нашла, и мозг Исидора сосредоточивается на «самостоятельном логическом доказательстве».

К тому же это простая загадка.

Все дело в страхе. Боязнь закончить свои дни в психиатрической больнице на уединенном острове мешает ему размышлять. Он думает только о том, что ждет его среди сумасшедших.

Десятки лет... Отрезанный от мира, от друзей, без своих ручных дельфинов. Возможно, без книг и телевидения. Кроме того, безумие, должно быть, заразно.

Он повторяет про себя загадку, анализируя каждое слово. Сказать правду... Либо солгать... Сердцевина его серого вещества ищет решение.

Правда во лжи. Ложь в правде. Система зеркал, отражающих друг друга. Одни искажают, а другие воспроизводят изображение...

Серое вещество активизирует нейроны, которые за две тысячных доли секунды проводят от семидесяти до тридцати милливольт. Токи проходят по дендриту, пробегают мимо аксона, попадают в синапс. На конце синапса маленькие пузырьки, в которых находятся нейромедиаторы. Освобожденные токами, они распространяются по маленькому пространству, отделяющему нейронные края мембран других нейронов.

Мысль электрическая и химическая, как свет – корпускулярный и волнообразный.

В действие вступает глютамат нейромедиатора. Когда он задевает нейрон, тот в свою очередь пропускает тридцать милливольт.

Глютамат – это возбудитель, но его воздействие уравновешено нейромедиатором габа (для получения гамма-аминобутановой кислоты), а это уже ингибитор. Из тонкого равновесия рождаются идеи. В мозге Исидора Катценберга сто миллиардов нейронов, тридцать пять из них напряжены. Внезапно журналист перестает думать о чем-либо другом. Его мозг потребляет столько энергии, что кончики его пальцев бледнеют и слегка немеют.

И вдруг – догадка.

– Одиссей отвечает: «Меня поджарят», – произносит Исидор.

Затем он объясняет:

– Вот ведь досада для Циклопа! Если Одиссей сказал правду, он должен его сварить. Значит, поджаренным ему не быть. Выходит, Одиссей солгал. Но если он сказал неправду, его таки надо поджарить. Будучи не в состоянии разрешить эту дилемму, Циклоп не может выполнить свой приговор, и Одиссей спасен.

Большой церемониал. Звучит опера Верди.

Жан-Луи Мартен выразил желание лично присутствовать при операции. Тогда его кровать вместе с компьютером переместили в операционную. В изголовье у него большой предмет, покрытый белой тканью.

«Мне надоело наблюдать через видеокамеру, я хочу видеть своим глазом».

Исидор, чуть прикрытый голубым халатом, привязан к операционному столу. Доктор Черненко начинает брить его череп. Фломастером она намечает точки, через которые введет зонд в мозг журналиста.

Ты назвал меня Циклопом? – думает Жан-Луи Мартен. – Узнай же могущество Одиссея. Он упрет тебе в лоб рогатину.

Больной LIS вспоминает день, когда Самми подвергся той же операции.

Разница в том, что Катценберг вовсе не мечтал о ней. Каждый в больнице жаждал ее, я все подготовил, чтобы запустить вторую «ракету», а вышло так, что вознагражденный не нуждается в вознаграждении. Такова жизнь.

Достаточно не пожелать чего-то, как вам это предложат...

Лукреция тоже здесь, она привязана к креслу. Чтобы девушка молчала, ей залепили рот пластырем.

Они спят вместе? – спрашивает себя Мартен. – Во всяком случае, после операции ни одна женщина не сможет доставить ему столько удовольствия, как Последний секрет. Стоит мне подать сигнал, и в его голове взорвется бомба.

Больной LIS сидит, спинка его кровати поднята. Так ему лучше видно происходящее.

Лукреция бьется в своих узах.

Она действительно хорошенькая. И к тому же такая энергичная. Лучше бы мы выбрали ее. Кажется, в греческой мифологии бог, посланный Зевсом, чтобы узнать, что лучше: быть женщиной или мужчиной, на день оставался то в женском, то в мужском теле. Вернувшись, он объявил, что предпочитает быть женщиной, потому что у них удовольствие в девять раз сильнее, чем у мужчин.

Жан-Луи Мартен решает, что следующим подопытным будет женщина.

Впрочем, почему не Лукреция? Когда она поймет, насколько счастлив ее друг после операции, она, вероятно, тоже захочет испытать подобное.

Наташа Андерсен ассистирует матери. Она заключает череп Исидора в металлическую конструкцию, образующую вокруг головы журналиста подобие короны с винтами.

Доктор Черненко пропитывает обезболивающим ту зону, которую собирается вскрыть. Затем включает электродрель. Сверло приближается к голове. Исидор закрывает глаза.

Ни о чем не думать, думает он.

Вдруг пронзительно звенит сигнализация. Кто-то проник в больницу.

Мигают красные огни тревоги. Доктор Черненко в нерешительности останавливается.

Больной LIS отдает приказ на экране: «Продолжайте!» Дрель снова жужжит и еще быстрее приближается к черепу Исидора Катценберга. Она касается кожи, и вдруг дверь распахивается. С револьвером в руке в операционную врывается Умберто. Он берет всех на мушку.