Утраченное Просвещение. Золотой век Центральной Азии от арабского завоевания до времен Тамерлана - Стивен Фредерик Старр

Другие вольнодумцы из Хорасана обращали свою критику непосредственно на ислам. Одним из них был Абу-ль-Хусейн Ахмед ибн ар-Раванди, родившийся около 820 года в Малом Мерве (Мерв-ар-Руд), на севере современного Афганистана[580]. Его отец-еврей обратился в ислам, а затем отвернулся от веры, активно выступая против нее. Молодой ар-Раванди начал свою жизнь как иудей, обращенный в традиционный ислам, затем стал мутазилитом, потом – шиитом[581]. Когда же он, наконец, объявил себя атеистом, то преуспел в искусстве использования Библии против Библии, а Корана против Корана и написал «Тщетность божественной мудрости» – одну из своих обличительных речей против всех известных религий.

Ар-Раванди написал 114 книг и трактатов по философии, политике, музыке и грамматике, но ни одна из них не дошла до наших дней, как и его стихи. Мы знаем о «Книге изумрудов» ар-Раванди лишь по нескольким фрагментам, включенным в тексты других писателей. В отличие от рассудительного Сиджистани, выстроившего непробиваемую стену между религией и наукой, ар-Раванди использовал логику и разум для прояснения природы религии. Его воспринимали как мастера калама (религиозной философии) – часто критикуемого метода использования логических аргументов и философских дискуссий в рассуждениях об исламе. Этот подход хорошо прослеживается в трудах ар-Раванди: поскольку он использовал историю разговора между ним самим и его учителем, совершая яростные нападки не только на ислам, но и на все пророческие религии. Ар-Раванди начал с проникновенных строк о величии человеческого разума. Затем он перешел к прямому оспариванию догм традиционной веры. То, что считается пророчеством, говорил он, – это лишь удачные догадки. Как возможно, спрашивал он, что разные посланники Бога противоречат друг другу? Убежденный в том, что Вселенная вечна, ар-Раванди не видел необходимости в Создателе. Что касается существования ангелов, которые помогли Мухаммеду, когда он встретил своих врагов в битве при Бадре, – где же они были во время битв, которые пророк проиграл? Далее ар-Раванди предположил, что все чудеса, совершенные Авраамом, Моисеем, Иисусом и Мухаммедом, были просто искусно выполненными магическими трюками для одурачивания легковерных[582]. И наконец, если люди способны использовать божественный дар разума, чтобы понять, что обман и мошенничество – это плохо, то зачем им нужна богооткровенная религия, утверждающая то же самое?

Против всего этого ар-Раванди предлагал использовать наблюдения и разум – они заложены в каждом, как и способность выражать свои мысли посредством языка.

Еще один выходец из Нишапура стал сторонником ярого материализма в философии, совершив невероятный для мусульманина поступок – отрицание Аллаха. После заключения под стражу этот неизвестный вольнодумец смог сбежать из тюрьмы в Китай, где, как говорят, он так поразил императора, что был назначен премьер-министром. Послание, которое этот разгневанный выходец из Нишапура принес китайскому двору, состояло в том, что ислам якобы находится в шатком положении и даже с помощью небольшого китайского войска возможно завоевать всю Центральную Азию[583].

Примеры ар-Рази, Хиви, ар-Раванди и неизвестного вольнодумца, отрицавшего Бога, а также Сиджистани и его багдадского окружения заставляют предположить, что Хорасан и примыкающие к нему земли Центральной Азии стали площадкой для открытого выражения вольнодумства и скептицизма. Однако подобные взгляды нельзя было выражать безнаказанно. Неизвестный безбожник вынужден был покинуть страну. Остальные архискептики подвергались постоянной критике и угрозам со стороны приверженцев всех верований. По поводу взглядов ар-Рази и ар-Раванди мусульмане спорят и в наши дни. Лишь доброжелательный и дружелюбный Сиджистани смог избежать нападок.

В эпоху расцвета Хорасана многие центральноазиатские мыслители проявляли смелый дух новаторства, готовности сломать границы и вторгнуться в новые области знаний. Но не было недостатка и в строгих традиционалистах. Нишапурское сообщество исламских ученых (улемов) включало в себя деятельных сторонников наиболее традиционалистских взглядов. Среди знатных правоведов были и откровенные приверженцы ашаритов и близких им сторонников буквального толкования священных текстов. Члены этого лагеря собирали учеников и последователей, проводили публичные лекции и активно присутствовали в жизни общества.

Кроме того, Хорасан славился видными хадисоведами. Одним из них был аль-Хаким ан-Найсабури (933–1014), современник ар-Раванди, который посвятил свою жизнь собиранию и оценке изречений Мухаммеда. Его великое дело процветало, за свою жизнь он выпустил около 200 хадисов, все они тщательно проверены на предмет источника происхождения и цепочки передачи. Еще большее признание получил сборник хадисов «Сахих Муслим», который выпустил другой нишапурец – Муслим ибн аль-Хаджжадж (821–875). Он даже сегодня считается вторым по значимости сборником после труда Мухаммеда аль-Бухари, который также провел много лет в Нишапуре.

Нишапур мог бы стать оплотом и для традиционалистов, но произошло по-другому. В отношениях с коллегами Муслим ибн аль-Хаджжадж показал свой сварливый и мстительный нрав, не соответствующий возвышенному призванию хадисоведа. Аль-Бухари в конце концов покинул Хорасан из-за его оскорблений. Кроме того, главными традиционалистами в Нишапуре являлись хариджиты, и они были куда смелее в высказываниях, чем суннитские ученые. Они призывали к избранию халифа народом, чтобы возродить традиции веры, попранные аббасидскими захватчиками. В то время как аль-Хаджжадж предпочитал словесные перепалки, хариджиты склонялись к решению вопроса с помощью силы.

Разделение мыслителей Нишапура на новаторов и традиционалистов оказало медвежью услугу обеим группам, поскольку потенциально стабильная и четкая граница находилась в постоянном движении. Более того, из-за такого разделения выдающиеся мыслители оказались заключены в узкие рамки, мешающие отражению сути их мыслей, зачастую противоречивших простой категоризации.