Психиатрию - народу! Доктору - коньяк! - Максим Малявин

Прогрессивный паралич. Впервые описывается как отдельное заболевание в докторской диссертации А. Бейля (1822) «Исследования о душевных болезнях». Другие названия — болезнь Бейля, металюэтический психоз, поздний сифилитический психоз, прогрессивный паралич помешанных и паралитическое слабоумие.

Сочетает неврологические и психопатологические симптомы.

Неврологические: прежде всего, наиболее рано появляющийся и постоянный синдром Аргайла Робертсона, когда зрачки разного размера, неправильной формы и плохо реагируют на свет (или вообще не реагируют), но реакция аккомодации (на приближение-удаление предмета) при этом сохранена. Далее — дизартрия, или речевые нарушения, когда речь теряет четкость, отдельные слова плохо проговариваются. Также начинают страдать тонкие движения: письмо, работа мелкими инструментами. Постепенно начинает нарушаться походка, становясь неуверенной и шаткой. По мере поражения нервов, заведующих движениями мимических мышц, лицо приобретает маскообразный характер. Могут появиться эпилептиформные припадки. Порой полностью пропадает речь.

Со стороны психики: пациент эйфоричен, дурашлив. Критика к себе любимому полностью отсутствует, посему такие явления, как неряшливость, неопрятность, прожорливость, он за собой просто не замечает. Зато развязность и сексуальная расторможенность тут как тут, что вызывает у окружающих вполне закономерное желание приголубить Вассерманова крестоносца чем-нибудь потяжелее. Плюс нарастающее снижение памяти и интеллекта, вплоть до тотальной деменции в перспективе. Плюс фантастические конфабуляции (когда пациент начинает «припоминать» свои подвиги в тылу наполеоновских войск, или как крал чертежи атомной бомбы, или как прятал Золотую бабу, от которой и получил золотой сифилис), плюс бредовые идеи о том, что вообще-то ему, внебрачному сыну Онассиса, наши олигархи вообще в подметки не годятся. Иногда вместо бреда величия и богатства встречается бред Котара, когда пациент заявляет, что либо весь мир вокруг гибнет, и не в последнюю очередь по его, подлеца, вине, либо что у него самого сгнили все внутренности, и вы имеете удовольствие беседовать с подпорченным чучелом.

Иными словами, вот, помимо прелестей ВИЧ-инфекции, еще одна причина, как сказал Есенин, «скромнее стать в желаньях».

У вина достоинства, говорят, целебные —

Я решил попробовать — бутылку взял, открыл…

Вдруг оттуда вылезло что-то непотребное:

Может быть, зеленый змий, а может — крокодил!

В. Высоцкий

Если отвлечься от МКБ-10, то среди интоксикационных психозов следует описать прежде всего делирий как классику жанра, а также вербальный галлюциноз и корсаковский психоз. Напомню, что под интоксикацией стоит подразумевать не только алкогольную, как наиболее идейно понятную и родную, изученную во всех аспектах и тонкостях. Сюда же можно отнести и наркотические вещества, а также клей типа «Момент», бензин, сольвенты, но, согласитесь, считать классикой пускающего слюни торчка с пакетом на голове либо тусовщика-кокаиниста, сосредоточенно пытающегося извлечь из-под кожи зловредную и кажущую ему дули галлюцинаторную живность, — это не по-нашему. Ну и инфекции с инвазиями, опять же, забывать не стоит.

Но вернемся к делирию. Термин (от лат. delirium — безумие, бред) введен древнеримским ученым по имени Авл Корнелий Цельс в I веке н. э. Рассмотрим классический, алкогольный, вариант. Возникает он не на высоте опьянения, нет. Длительный (более или менее — все зависит от степени, в которой уже успели пострадать мозг и печень) запой подходит к концу: заканчиваются деньги, заканчивается спиртное в зоне досягаемости, либо организм заявляет ОЧЕНЬ решительный протест — да мало ли! И вот на фоне катастрофически навалившейся трезвости психика вспоминает про все нанесенные ей обиды и начинает партизанскую войну. Боевые действия проходят в три этапа.

1. Сначала возникают колебания настроения — от нормального и даже приподнятого до тягостного, подавленно-раздражительного, с чувством неясной и оттого еще более тягостной тревоги, с ожиданием скорой беды — вполне, собственно, оправданным, как показывает практика. Причем, чем позже час, тем хуже. Человек суетлив, слова льются рекой, лишь бы не было тягостного затишья. Все та же астеническая чувствительность к резким звукам и яркому свету, все то же ощущение паутины на лице. Заснуть трудно, да еще и во сне кажут всякую хрень, причем очень ярко.

2. Резкие звуки и яркий свет бьют по нервам уже не молоточками, а хорошей кувалдой. Настроение меняется все чаще, его оттенки все мрачнее. На этом фоне время и окружающая обстановка становятся для психики настолько малозначимыми, что она перестает делать к ним привязки и на них ориентироваться. Неожиданно новое значение обретают игры света и тени, трещинки в штукатурке, узоры на обоях и занавесках, щели, пятна, морозные узоры на стекле — да что угодно: в них больной начинает угадывать живущие своей жизнью причудливые картины. Характерно то, что днем связь с реальностью еще худо-бедно держится, но, чем ближе ночь, тем она тоньше и иллюзорнее. В момент засыпания начинают появляться первые робкие единичные галлюцинации — мы здесь, тук-тук.

3. И вот, чаще в один из таких вечеров, ткань реальности рвется, и больной полностью погружается в мир галлюцинаций — зрительных, слуховых, тактильных — все, что истерзанной душе угодно. Если когда-нибудь додумаются создать полностью интерактивную игрушку с полнейшим эффектом присутствия и вовлеченности и без тени сомнения в реальности происходящего — это будет жалкий плагиат. Время и ситуация полностью перестают иметь значение для делирионавта. При всем при том, он четко осознает, кто он такой, и вполне может изложить свои паспортные данные. Хотя какое они имеют значение, когда вокруг столько всего происходит, а вы в упор этого не видите! «Все эти черти, инопланетяне, говорящие животные — что, неужели вы этого не видите и не слышите? Да вот же, разуйте глаза и расчехлите уши! Да что вы из меня идиота делаете! И зелененькие, опять же, мерзко хихикают, сволочи…» В общем, кругом враги. Именно истинностью галлюцинаций, неотличимостью их от реальности и объясняется такая активная вовлеченность больного в процесс: он участвует, он спасается или нападает, он гоняет чертей самозабвенно и с огоньком, инопланетные захватчики заодно с нерасторопными домочадцами огребают самых реальных люлей. Полученные от нерасторопной мебели и обиженных домочадцев синяки и царапины также реальны. Как и травмы, полученные от прыжков в окно и с балкона. К утру наступает тяжелый сон, больше похожий на оглушение, потом пробуждение, а к вечеру — все сначала… Память милосердна, и большую часть своих «подвигов» пациент потом и не вспомнит.

Нехорошо, если делирий приобретает форму или мусситирующего (бормочущего), когда пациент возбужден, что-то невнятно бормочет, постоянно перебирает пальцами и одергивает одежду, будто что-то обирает с нее (карфология), или профессионального, когда пациент словно находится на своем рабочем месте (главное, чтобы это был не спецназовец и не патологоанатом). Хуже, если мусситирующий. У него больше риск перетечь в кому и далее закончиться смертью.