Экстаз - Николь Джордан

Рейвен отстранилась от него, повернулась на левый бок, снова посмотрела ему в лицо. Такие знакомые, чтобы не сказать дорогие, черты: чувственный рот, твердый подбородок, ужасный шрам на скуле, и глаза — пронзительные темные глаза с непомерно длинными, не мужскими, ресницами.

Как хотелось ей ринуться в его объятия, забыв обо всем — о своих клятвах и опасениях, о прошлом своей матери, о сословии, к которому они с ней принадлежат.

Непроизвольно она протянула руку, коснулась его губ, щеки со шрамом, волос.

Она молчала. Он тоже не произносил ни слова. Потом осторожно поднялся с постели. На нем не было рубашки, только исподнее в обтяжку. Она не могла не смотреть на его красивое сильное тело. Подойдя к камину, Келл помешал дрова. Огонь разгорелся немного сильнее, и сразу волны тепла дошли до кровати. Затем он скрылся в туалетной комнате и через минуту вышел оттуда с черным бархатным мешочком в руке.

— Решай сама, — сказал он.

В комнате стало тепло. Даже жарко. Или это жар собственного тела так согревал Рейвен? А может быть, черное пламя, рвущееся из глаз Келла?

Никто из них не знал, сколько прошло времени, прежде чем она едва слышно произнесла:

— Ну, может быть, еще раз…

Он улыбнулся и опустился рядом с ней на постель. Его губы, его руки…

— Келл…

Это был полупризыв, полупротест.

— Только наслаждение… — прошептал он, овладевая ею. — Только… мы оба знаем это…

— Да, — простонала она в ответ.

Дни шли, снежный покров уменьшился, дороги стали почти проезжими, и можно было возвращаться в Лондон.

Как и прежде, Келл проводил вечера в своем клубе, а ночи в собственной спальне. Он помнил — не мог забыть, как Рейвен произнесла в их предшествующую совместную ночь: «Ну может быть, еще раз…» Возможно, даже добавила: «В последний раз».

Однако Рейвен, которая желала, чтобы он так поступил, все же не чувствовала себя так, как ей хотелось. Как предполагала. За время пребывания в имении деда она привыкла к более тесному общению с Келлом. Сейчас ей этого не хватало.

С Новым годом пришли новые морозы, каких, как принято говорить, не помнили старожилы. Даже Темза покрылась крепким льдом, что особенно радовало любителей кататься на коньках. А еще вызывало радостные предчувствия то, что надоевшая всем бесконечная война с Наполеоном шла к победному завершению.

Наиболее близких друзей Рейвен в Лондоне сейчас не было, зимние виды развлечений ей были неизвестны, конные прогулки пришлось прекратить из-за морозов. Она тосковала и была не в лучшем расположении духа. И потому чаще, нежели раньше, думала о Келле, вспоминала его лицо, голос, его прикосновения… Свои ощущения от близости с ним. И боролась с ними в душе.

У Келла происходила собственная битва с самим собой, и настроение тоже было так себе, хотя дела в клубе шли на удивление хорошо. Праздничные дни и погода способствовали этому. Он тоже не мог забыть дней, проведенных с Рейвен, и той, последней, ночи. Думал он и о ее незаконном происхождении и искренне жалел ее, зная, что это означает — особенно для людей ее круга.

Это привело его к мысли, которая никогда раньше не приходила ему в голову. Да и не могла прийти при его отношении к тому человеческому сообществу, которое называется кратким словом «знать». Но ради Рейвен, ради ее душевного спокойствия он, к собственному удивлению, готов был забыть о своих принципах.

О чем идет речь? О том, чтобы купить титул для Рейвен. Да-да, именно купить. У него сейчас есть деньги, а у принца-регента, как он недавно услышал, опустели сундуки в результате расходов на две войны. К тому же упрямый парламент не очень-то раскошеливается в ответ на его просьбы. За кругленькую сумму, Келл был почти уверен, он будет возведен в рыцарское достоинство и получит титул «сэр». Или, на худой конец, станет бароном.

О своем намерении он поговорил с Джереми Вулвертоном, когда тот вернулся в Лондон в конце января.

— Думаю, это будет не трудно, — сказал тот, не скрывая своего удивления. — Один мой дружок получил недавно титул графа, одолжив принцу кругленькую сумму, на возврат которой нет никакой надежды. Если хотите, я замолвлю ему словечко и о вас. Но все же я не понимаю, ведь вы никогда…

Келл криво усмехнулся.

— Я и сейчас так же смотрю на это. Однако для Рейвен эти вещи кое-что значат. Тем более мать взяла с нее клятву, что она выйдет замуж только за человека с титулом. Пускай, хоть с запозданием, так и будет.

Собеседник больше не говорил об этом, удовлетворившись тем, что ответил Келл, а он сам испытал некоторое облегчение: дело казалось почти решенным. Пусть это будет его новогодним подарком Рейвен. Пусть она улыбнется, принимая титул. Для него сейчас ее улыбка, черт возьми, стала так много значить!..

В начале февраля даже опасливые люди посчитали лед на Темзе достаточно прочным для того, чтобы устроить на нем ярмарку. Об этом оповестили газеты, и Келл предложил Рейвен принять участие в народном веселье.

Для гулянья было расчищено место возле Лондонского моста. Сразу же там появились палатки и киоски со всевозможными товарами, едой и напитками, а также качели, карусель, площадки для игры в кегли и танцев.

Все это было совершенно ново для глаз Рейвен, особенно игры «Красное и черное», «Колесо судьбы» и другие.

Келл тайно любовался ее разрумянившимся лицом, блестящими глазами — она была похожа на девочку, впервые в жизни попавшую на праздник.

— Ты скучаешь по своему острову? — спросил он.

Она взглянула на него с недоумением, не сразу поняв, о чем он говорит.

— Иногда скучаю, — ответила она потом. — Больше всего по теплу и голубому небу. Но мамы там нет, а без нее…

— И все же хотела бы когда-нибудь вернуться?

— Возможно… Англия, по правде говоря, не кажется мне моим настоящим домом. А для вас?

— Пожалуй, нет, — сказал он после некоторого раздумья и добавил: — Я бы ни одно место не назвал своим домом.

— Даже Ирландию?

— Да. Правда, мои счастливые детские воспоминания все-таки связаны с ней, однако со смертью матери… — Он, не договорив фразу, умолк. — Когда я вернулся туда уже юношей, — заговорил он вновь, — все волшебство этих мест для меня исчезло. Слишком тяжко мне там пришлось. А то, что я наполовину англичанин, добавляло мне неприятностей. Как здесь, в Лондоне, моя ирландская половинка.

— А побывать на островах Карибского моря вам никогда не хотелось? — вдруг спросила она.

Келл улыбнулся прозвучавшему по-детски вопросу.

— Наверное, хотелось. Погреться на солнце, поваляться на теплом песке…

Когда они возвратились домой, Рейвен предложила выпить вместе чаю, чтобы согреться после страшного для нее мороза.