Французский палач - Крис Хамфрис

— Теперь я вижу, что за мной явился дьявол, ребята! Потому что вон там стоит его щенок!

— Иоганнес Брауман! — Хакон запрокинул голову и расхохотался. — Неужели тебе еще не надоели эти игры? Тебе ведь уже никак не меньше ста!

Хакон пробирался между стонущими, пока не оказался рядом с человеком, привалившимся к тележной оси. Подошли и прочие, в том числе и офицер, который расспрашивал Жана.

— Ты знаешь этих людей, Иоганнес? — спросил он.

— Вот этого большого олуха — знаю. Чуть не сломал мне хребет под Болоньей, когда свалился с моста. Что, остальные — твои друзья, Хакки?

— Друзья.

— Значит, в людях разбираются плохо. Профессионалы?

— Да.

— И умишка у них маловато, если они надумали предложить свои услуги на этой забытой Богом войне. — Старик попытался сплюнуть, но вместо этого закашлялся, и на его губах появились капли крови. Немного отдышавшись, он сказал офицеру: — Все в порядке, Пит, я могу за них поручиться. Наш Хакон не отличит анабаптиста от задницы его преосвященства.

Офицер кивнул и вернулся к своим делам. Иоганнес жестом пригласил остальных сесть на землю рядом с ним.

— Устраивайтесь поудобнее, друзья. Я бы отвел вас в свою палатку, но мне придется подождать, пока этот мясник, наш хирург, уделит мне толику внимания. — Он кивком указал на палатку, откуда непрерывно доносились громкие стоны. Отчаянный крик вдруг резко оборвался. — Да сжалится Господь над моим телом, а потом и над душой.

Жан посмотрел на старика. Это был рослый швейцарец, почти совершенно облысевший, если не считать ушей, откуда торчали густые клоки желтоватых волос. Лицо у него было изборождено глубокими морщинами, словно кто-то ножом прорезал десятки углублений от затылка к подбородку, заодно сделав надрезы слева и справа на уровне его носа. Левый глаз был затянут бельмом, правый — красный от крови и слипшийся от гноя. Иоганнес хрипло дышал и прижимал к боку пропитанную кровью тряпицу. Жан прикинул, что вроде бы не встречался с этим стариком ни в одном из отрядов, в которых служил. Люди такой профессии редко воюют подолгу.

— Хочешь, я взгляну?

Единственный глаз Иоганнеса уставился на Жана с глубоким подозрением, но тут Хакон кивнул, и старик медленно убрал повязку. Стала видна мокрая красная рубаха, а потом из раны хлестнула кровь. Кончиками пальцев Жан нащупал жесткий кусок металла, застрявший под кожей между двух ребер. Вокруг раны не было алой пены, так что Жан понял, что легкое не пробито.

— Мушкетная пуля?

— Сомневаюсь. У этого мюнстерского отребья пуль почти не осталось. Ай-ии! Поосторожнее, ладно? Нет, это кусок ржавого ведра. Или, может, монета. Видишь ли, они не признают денег, поэтому уже несколько недель нас обстреливают монетами.

Фуггер рассмеялся:

— Не признают денег? Жители этого города издревле славились желанием никогда не тратить ни единого талера!

Старик прищурился на молодого человека, морщась от боли, а Жан продолжал обследовать рану.

— Ты сколько лет там не был, сынок? — захрипел Иоганнес. — Они уничтожили там церковь и устроили так называемый «Новый Иерусалим». Хотя ростовщиков и не изгнали. Нет, их подвешивали за яйца и сжигали. Иисусе, парень, что ты собрался делать?

Не отвечая, Жан отправился к седельным сумкам и вернулся со своим набором инструментов цирюльника.

— Можешь дожидаться своего мясника или разрешить мне попробовать.

Джанук, у которого Жан на «Персее» удалил стрелу, сказал:

— Он знает, что делает, старик.

Кивнув, Иоганнес отвернулся. Жану уже удалось вытащить наружу край металлического осколка, и теперь он зажал его щипцами. Поймав выразительный взгляд Жана, Хакон и Джанук прижали старика к земле, после чего цирюльник стремительно вырвал осколок и сразу же остановил кровь, прижав к ране сравнительно чистую тряпку. Иоганнес потерял сознание, но глоток из фляжки Хакона (там еще оставалась виноградная водка из Монтепульчиано) быстро его оживил. Жан вручил ему окровавленный кусок металла, извлеченный из раны.

— Ха! — сплюнул старик. — Похоже на кусок гребня. Даже крошечной выгоды из этой ерундовины не извлечешь.

Жан налил на рану немного водки, чтобы ее очистить, а потом сшил ее края и обернул всю грудь Иоганнеса тугой многослойной повязкой. К концу процедуры Иоганнес был бледен, но в сознании.

— Думаю, ты поправишься. Не снимай повязки по крайней мере неделю.

Швейцарец с трудом наклонился к своему походному мешку.

— У меня мало денег, чтобы заплатить тебе, хирург. Ты сможешь подождать? Когда мы возьмем город, нам обещана награда и столько добычи, сколько каждый сможет унести. Тогда получишь свою долю.

— Оставь ее себе, старик. Я обменяю свои умения на кое-какие сведения — если ты в состоянии разговаривать.

— Если вы поможете мне добраться до моей палатки, там найдутся для вас еда и вино. И я расскажу вам все, что вы захотите узнать.

* * *

«Палатка» Иоганнеса оказалась довольно просторной хижиной. Она была полна дымом от очага. Измазанный сажей слуга поспешно начал собирать трапезу для своего господина и его новых друзей.

После того как Иоганнес устроился на широком топчане с кружкой горячего пива в руке, он выслушал сокращенную версию саги Хакона о том, почему они здесь оказались.

— Конечно, я могу помочь вам пробраться в город. Насколько я понял, вы оба участвовали в осадах? Всегда есть способы пробраться в город и выбраться оттуда. Но вот зачем вам понадобилось входить в эту адову дыру… — Иоганнес сплюнул. — Там одни безумцы. И бешеные сучки. Они дерутся не из-за денег, как все добропорядочные немцы, которых я знаю. Они сражаются за Бога. Это так неразумно.

У Фуггера вспыхнули глаза:

— Неразумно? Город реформирован в соответствии с учением Лютера и законом Божьим, а ты называешь это неразумным?

— Лютера? — Иоганнес расхохотался, но тут же закашлялся, прижав ладонь к заболевшему боку. Немного оправившись, он добавил: — Большинство из тех, кто атакует город, сражаются под протестантским знаменем.

— Но я видел флаг папского епископа Мюнстерского!

— А рядом с ним развевается орлиный флаг Филиппа Гессенского.

Потрясенный Фуггер задохнулся:

— Ла… ландграфа Гессенского? Но ведь он — мирской глава протестантизма! Покровитель Лютера!

— Угу. Странные союзники, правда? Католики и лютеране объединили свои усилия. Мюнстерские безумцы угрожают обоим вероучениям, так что они объединились, чтобы удалить порчу раньше, чем зараза распространится. Кстати о заразе. Чем ты меня заштопал, мясник, — кошачьими кишками? У меня такое чувство, будто меня скребут когтями чуть ли не дюжина кошек!

Жан подлил старику еще пива и попросил: