Двадцать третий пассажир - Себастьян Фитцек

Тогда, не скрывая волнения, он объяснил психиатру свою теорию:

– Такова разработанная Анук система. Она отвечает с задержкой во времени на три шага. Конкретно это означает…

– Что только после четвертого вопроса она дает ответ на вопрос, заданный первым?

– А после пятого отвечает на второй и так далее. Вы должны все ее ответы сдвигать на три позиции.

С торжествующим видом Мартин посмотрел сначала на листок с вопросами, а потом на лист с ответами. Теперь все приобретало вполне понятный смысл, если первый ответ Анук приложить к первому вопросу, ее второй ответ ко второму вопросу и так далее. Теперь он получил следующий результат:

1-й вопрос. Когда добрых два часа тому назад я был у тебя с доктором Бек, ты назвала мне одно имя, Анук. Ты можешь сейчас вспомнить, что это было за имя?

1-й ответ. Мартин.

2-й вопрос. И вообще ты имеешь представление, где сейчас находишься?

2-й ответ. Анук рисует корабль.

3-й вопрос. Сколько тебе лет?

3-й ответ. 11 + 3.

4-й вопрос: Боже мой, кто это только сделал с тобой?

4-й ответ. Моя мама.

5-й вопрос: Но ведь ты же знаешь, что я не злой человек, не так ли?

5-й ответ.??? (предположительно, кивок в знак согласия).

Все было так однозначно, так логично. И легко, если знаешь систему. И все-таки, когда во время разговора с Сильвой Мартин добрался до шестого вопроса, у него возникло чувство, что он опять упустил из виду что-то элементарное.

– Это в высшей степени важная информация, уважаемый коллега, – услышал он голос американского психиатра. Затем последовали еще две фразы, но Мартин уже не слушал его.

Он схватил свой карандаш и сунул его себе в рот той стороной, где был ластик.

Во время той беседы он задал Анук девять вопросов. На пять из них она ответила в полном соответствии со своей системой. Но, как нарочно, шестой вопрос остался открытым.

«Ты можешь назвать мне имя того человека, у которого находилась все это время?»

Мартин снова уселся за кухонный стол и написал на листке с ответами «№ 6». Он почувствовал, как мурашки поползли у него от шеи вниз по спине и до самого копчика.

– Вы согласны со мной, коллега? – услышал он голос Сильвы и ответил утвердительно, хотя понятия не имел, о чем шла речь.

Шестой вопрос.

Перебирая в памяти события тех дней, он предположил, что после слов «Моя мама» Анук больше ничего не писала. Но теперь он уже не был так уверен в этом.

Мартин закрыл глаза и мысленно еще раз вернулся на борт ненавистного корабля. Снова оказался в «Адской кухне». Сказал устало выглядевшей Анук: «Есть ли что-нибудь такое, что я могу тебе принести?»

Он вспомнил о сигнале, призывавшем пассажиров принять участие в занятиях по спасению утопающих в случае кораблекрушения. Семь коротких, один длинный.

И тут он вспомнил.

Как Анук в последний раз взяла в руки свой планшетник.

«Ты можешь назвать мне имя того человека, у которого находилась все это время?»

И какое же имя она написала на экране, прежде чем снова отвернулась к стене и опять засунула большой палец себе в рот.

Этого не может быть.

Правда поразила его как удар ножом, который не сразил его насмерть, а заставил истекать кровью.

– Алло, коллега? Вы еще на связи? – спросил находившийся в нескольких тысячах километров от Берлина доктор Сильва, однако Мартин уже давно не мог его слышать.

Он оставил свой телефон на кухонном столе, чтобы собрать свои вещи. Ему предстояла дальняя дорога. Он должен был спешить. Он и так попусту потерял слишком много времени.

35 часов спустя

Доминиканская Республика

Двухэтажный дом песочного цвета типа испанской финки[2]находился всего лишь в двух шагах от полей для игры в поло в Каза-де-Кампос, в тупике, обрамленном кустами вечнозеленого падуба, или остролиста. У этой финки была гонтовая крыша, которая словно козырек нависала над входом, опираясь на две белые колонны.

Она мало чем отличалась от других ухоженных загородных домиков, которые принадлежали здесь почти исключительно иностранцам, только была значительно меньше, чем виллы богачей и видных деятелей, которые занимали лучшие места в пяти минутах езды от города и порта Ла-Романа прямо у пляжа или вокруг площадки для игры в гольф.

Сейчас было два часа дня, самое жаркое время суток. На небе не было видно ни облачка, которое могло бы помешать солнцу нагревать влажный, душный воздух на суше до тридцати шести градусов.

Мартин вышел из своей оснащенной кондиционером малолитражки, которую еще утром взял напрокат в аэропорту, и сразу же вспотел. На нем были короткие шорты цвета хаки и просторная льняная рубашка, а к ним темные солнечные очки. Со своей белоснежной кожей он выглядел сейчас как типичный турист в первую неделю отпуска. На голову, покрытую отросшей щетиной, он надел только что купленную бейсболку, которой был специально придан поношенный вид.

Он осмотрелся и распахнул рубашку на груди. Не прошло и двадцати секунд, как она приклеилась к его телу, словно резиновая перчатка.

В этот час на улице не было видно ни одного здравомыслящего человека, который добровольно покинул бы свое жилище с кондиционером.

Никто не видел, как он, прихрамывая, ковылял по свежеподстриженному газону (из-за дальнего перелета его ступня снова распухла) вокруг финки к тыльной стороне дома, где находился обязательный бассейн, на поверхности которого плавали иглы пинии.

К земельному участку примыкал район новостроек, так что и с этой стороны не было никого, кто мог бы видеть, как Мартин осмотрел заднюю дверь в поисках скрытых кабелей и камер видеонаблюдения и перочинным ножом открыл замок, после того как убедился, что не раздастся сигнал тревоги.

Мартин думал, что ему понадобится гораздо больше времени, чтобы узнать нужный адрес, но уже через час он нашел в порту водителя такси, который опознал человека на фотографии. А за двести долларов США сообщил, куда регулярно возил эту личность, когда корабль прибывал в порт Ла-Романа.

Мартин прикрыл за собой дверь и прошел по плитке из песчаника в просторную гостиную.

В финке было не намного прохладнее, чем снаружи – верный признак того, что здесь жил европеец, который испытывал угрызения совести, если оставлял включенным кондиционер во время многодневного или многонедельного отсутствия.