Отважное сердце - Робин Янг

Король Эдуард молча наблюдал картину смерти и разрушения с седла своего жеребца. По приказу Джона де Варенна несколько рыцарей разделились и принялись осматривать склон холма в поисках следов противника, но можно было не сомневаться, что враг отступил, растворившись в темноте, которая стала для него надежным укрытием. На земле валялись несколько бочонков, в пламени виднелись какие-то ящики, но уже и так было ясно, что большую часть продовольствия враги унесли с собой, а остальное уничтожили.

— Ублюдки, — пробормотал Хэмфри.

В тусклых предрассветных сумерках Роберт заметил, как на плечах рыцаря оседает снег.

— Здесь один живой, сир!

Король резко повернулся в ту сторону, где двое мужчин подняли с земли третьего, лежавшего меж разбитых бочонков с пивом. На нем была коричневая шерстяная накидка с капюшоном. Он громко застонал, когда рыцари приволокли его к королю. Один бок у него покраснел от крови.

Эдуард заговорил по-английски, и голос его, как ножом, прорезал провонявший дымом пожарищ воздух.

— Где Мадог?

Когда мужчина не ответил, один из рыцарей ударил его кулаком под ребра.

— Отвечай своему королю, — грубо приказал он, отводя покрасневший от крови кулак для нового удара.

Мужчина обвис на руках у рыцарей, на лице его блестели снег и пот. Облизнув губы, он встретился взглядом с Эдуардом. Скривившись, он прошипел что-то сквозь зубы по-уэльски, а потом отвел глаза.

Эдуард молча смотрел на него несколько мгновений.

— Бросьте его в огонь.

Когда рыцари, которые держали его под руки, поволокли его к горящим повозкам, мужчина закричал и отчаянно забился У них в руках, и из раны у него толчками выплеснулась кровь.

— Нет! Я говорить! Говорить! — Английский давался ему с трудом.

Эдуард поднял руку.

— Где Мадог? — повторил он свой вопрос, когда рыцари остановились.

— Сноудон, — выдохнул мятежник, мотнув головой в сторону изломанной темной линии горного хребта. — Гора.

— Где именно в Сноудоне? — требовательно спросил один из рыцарей.

— Я не знать где. Dinas tomen…[50]— Мужчина яростно затряс головой и выпалил длинную тираду по-валлийски.[51]— Я не знать! — закончил он.

— Он говорит что-то насчет крепости, — сказал один из рыцарей, нахмурившись. — Разрушенная крепость на холме под Сноудоном. Не думаю, что он там бывал.

— Под Сноудоном есть несколько крепостей, но только две из них лежат в руинах. — Когда Эдуард перешел на французский, голос короля зазвучал хладнокровно и сдержанно.

Мужчина раздвинул губы в бледном подобии улыбки.

— Благодарю, король, — робко произнес он.

Эдуард не сводил с него глаз.

— Сожгите негодяя.

Рыцари подхватили мужчину, один держал его за лодыжки, второй — за запястья. Кое-кто из наблюдавших за тем, как они понесли его к огню, разразился хриплыми одобрительными криками. Мужчина закричал, запрокинув голову, и забился, стараясь освободиться, но куда ему было тягаться с двумя сильными воинами? Рыцари начали раскачивать его взад и вперед, чтобы придать телу нужное ускорение.

Роберт, глядя на происходящее, вспомнил детскую игру, в которую они когда-то играли с братьями. Однажды летом они по очереди забрасывали друг друга в море у побережья Тернберри. Та же самая сцена, разворачивающаяся здесь, среди обломков повозок и трупов людей и лошадей, когда мужчина яростно кричал, выплевывая изо рта кровь, отдавала непристойностью.

Наконец, рыцари разжали руки, и мужчина полетел в самый центр гигантского костра. Еще мгновение он кричал и бился в пламени, но потом на нем вспыхнули волосы и одежда, и душераздирающий вопль смолк.

— Я хочу, чтобы Мадог был найден, — произнес Эдуард под аккомпанемент безумных воплей заживо сгоравшего мужчины, поворачиваясь к Джону де Варенну.

— Как и все мы, милорд, — угрюмо откликнулся Варенн. Граф обвел взглядом окрестности, которые уже затягивала непроницаемой пеленой разыгравшаяся метель. — Но в такую погоду без продовольствия и припасов мы долго не продержимся.

Когда отряд короля направился обратно в Нефин на соединение с остальными частями, снег валил уже вовсю, укрывая пушистым белым одеялом трупы и гася пламя.

33

Воды Менайского залива кишели лодками. Прилив с клокотанием врывался в узкое горлышко залива, и гребцы изо всех сил налегали на весла, толкая суденышки вперед. В воздухе висел рокот барабанов. Из залива выступал горбатый клочок суши, над которым акварельными мазками смешались голубой и серый цвета. Снежные бури, накрывшие северный Уэльс своим покрывалом в январе, благополучно миновали, но предгорья и горные пики еще кутались в снежные доспехи, хотя обнажившаяся почва местами уже обретала цвет соли с перцем — там, где из-под снега проглядывала галька. Вдоль гряды, неспешно поднимавшейся от побережья Англси, тускло горели сигнальные огни, предупреждая тех, кто остался в полях, о приближающейся опасности.

Роберт схватился за планшир, когда особенно высокая волна положила лодку на борт. Кожу на лице стянуло апрельской прохладой, зато остальное тело, закованное в броню доспехов, было надежно укрыто от капризов непогоды. На ограниченном пространстве палубы он чувствовал себя неуютно, не имея возможности лишний раз пошевелиться в своем облачении. Ноги его поверх теплых штанов прикрывали кольчужные поножи, с перевязи на поясе свисал меч, а еще он надел тунику, дублет, хауберк и накидку. Дублет местами порыжел от ржавчины. Ему казалось, что он даже ощущает на губах привкус металла. Его люди вместе с другими рыцарями кое-как разместились на палубе между гребцами. Оруженосцы вместе с лошадьми расположились на корме, подвергаясь двойной опасности. Вдоль борта одной из лодок, прикованное к палубе цепями, лежало бревно, точнее, ствол дерева с грубо обрубленными ветвями. По всей его длине расселись пехотинцы, обматывая ладони полосками ткани. Все они не сводили глаз с острова. Лишь немногие лица были знакомы Роберту. В прошлом месяце к ним прибыли многочисленные подкрепления с юга, когда открылись горные проходы через перевалы Кадер Идриса и Сноудона, а реки вскрылись ото льда и бурными потоками устремились вниз с горных вершин. Остальных, тех, кого он знал еще с начала войны, было трудно узнать после всех тягот и лишений, выпавших на их долю зимой. Некогда розовощекие и довольные лица осунулись, глаза ввалились, кожа посерела и обвисла.

После нападения на обоз король Эдуард пожелал нанести ответный удар, но валлийцы, чувствующие себя в горной местности, как дома, попросту исчезли. Не находящий себе места от гнева и унижения, король вынужден был вместе с войском вернуться обратно в Конви. Не имея запасов продовольствия, они быстро ослабели во время марша. На второй день все уже пили растопленный снег. На третий день появились первые погибшие — мужчины ложились спать недостаточно близко к огню. На горных склонах и снежных заносах лошади оступались, и рыцарям пришлось бросить те несколько повозок, что уцелели после нападения. Конви, возникший на четвертый день пути из снежной круговерти, в которой тонули его стены, показался благословенным ответом на их молитвы. Но радость была недолгой. Сенешаль замка в гробовом молчании пересчитал несколько оставшихся мешков с зерном. На следующий день ветер окреп и усилился, с воем налетая на берег с моря, волны которого безостановочно накатывались на устье реки. С грязно-зеленого неба обрушилась метель, ослепляя часовых на стенах и бастионах, высматривавших на горизонте корабли из Пяти портов[52]и Ирландии, которые должны были доставить продовольствие. Ураганы обрушивались на побережье один за другим, штормовое море бесновалось, и корабли так и не появились.