Спасенная с "Титаника" - Лия Флеминг

Родди угрюмо смотрел на отца. Когда-то он отчаянно хотел быть похожим на него, однако теперь начал понимать, что это за натура. Что бы Родди ни делал, отцу это не нравилось. И как он смеет в таком тоне разговаривать с матерью? Родди никогда не будет обращаться с мамой, как Гровер – с бабушкой. К сожалению, отец в нем разочаровался: в школе он успевает так себе, спортивные достижения неплохи, но далеки от блестящих. Отец ни разу не похвалил его, не выразил сыну своего одобрения. Он вообще никогда и никого не хвалит. Для Родди стало шоком осознание того, что он по большому счету не любит этого человека. Отец груб с прислугой, проявляет жестокость к собакам, да и к Луэлле тоже, когда слишком много выпьет.

В такие моменты лучше держаться тише воды ниже травы. Папа много работает, это правда, а компания «Даймонд раббер» переживает трудные времена. Борьба с конкурентами очень острая, в совете директоров постоянно вспыхивают конфликты. Родди несколько раз подслушивал ожесточенные споры, которые отец вел по телефону, и перспектива в будущем войти в этот террариум перестала его прельщать. Тем не менее выбора у Родди нет: именно этого от него ожидает отец.

Родди постоянно тянуло за дверь. Прогулки по окрестностям и пешие походы все больше становились отдушиной, позволяли избавиться от холодной атмосферы, царившей дома. Что думает о нем мама? Простила ли его за побег? Он уже далеко не тот наивный ребенок, который поднялся на борт «Олимпика». Глупого мальчишки, мечтавшего быть любимым сыном своего отца, давно нет. Недалек день, когда Родди встанет против него в открытую. Однако Гровер – большой человек с большими кулаками, и Родди уже раз-другой схлопотал оплеуху, когда осмелился проявить дерзость.

В последний раз, получив тумака, он наконец-то понял, чего именно ему здесь не хватает: любви, терпимости и ощущения безопасности, которые в Ред-хаусе он воспринимал как нечто само собой разумеющееся. В этом и заключалось различие между «домом» и домом. Мужественный и сдержанный Селвин, веселый Арчи Макадам, увлеченный образованием, – у этих людей есть сочувствие, а мама… Мама любит его таким, какой он есть, а не каким станет когда-нибудь в будущем.

Отец же не любит никого, кроме себя. Вряд ли он вообще знает, что такое любовь. Он осыпает Луэллу драгоценностями и водит в дорогие рестораны, но это тоже не любовь, а чувство собственника, обладающего красивой вещью.

Родди надеется лишь, что, вернувшись в Штаты с отцом, не предал материнскую любовь. Однажды мама сказала, что любовь – это неиссякаемая чаша, которая наполняется вновь и вновь. Ее приезд покажет, так ли это…

Рана никак не затягивалась. Мучаясь зудом, Мэй постоянно расчесывала ногу до крови. Она пробовала делать примочки с хлебным мякишем, чтобы вытянуть инфекцию, а затем смазывала рану гусиным жиром для заживления, однако нога лишь покраснела, распухла и перестала сгибаться. Мэй старалась не обращать на это внимания, но стоило Селвину увидеть, как она хромает, и он без лишних разговоров повез ее к хирургу. Врачу рана не понравилась с первого взгляда.

– Давно она у вас такая распухшая и горячая? – осведомился он.

– Недели две или три, – ответила Мэй.

– Зуд, наверное, нестерпимый? – Доктор аккуратно ощупал рану, пылающую жаром.

– Да, чешется немного, – призналась Мэй. – Не надо было расчесывать, да?

– Верно. Вы, должно быть, святая, если терпели так долго. Я кладу вас в больницу, причем немедленно. Надо остановить распространение инфекции.

– Из-за какой-то царапины – в больницу? – запротестовала Мэй.

– Позвольте судить об этом мне, миссис Смит. Инфекция поднимается вверх. Вам следовало обратиться ко мне гораздо раньше. Я выпишу направление. Чем скорее вы ляжете в клинику на Сэндфорд-стрит, тем скорее мы начнем лечение.

Вся эта суета привела Мэй в замешательство. Да, ее слегка лихорадит, но неужели стоит укладываться на больничную койку? Селесты нет, дома много дел… Селвину и Элле придется самим позаботиться о себе. Рана доставляет неудобство и не хочет заживать, вынуждена признать Мэй. Лучше ее не трогать. Наверное, там еще осталась грязь и песок. Теперь она похожа на огромного лилового паука, раскинувшего мохнатые ноги во все стороны и ползущего вверх, и все из-за неудачного падения с велосипеда. Доктор прав, нужно было обратиться к нему до того, как началось заражение. Ну, ничего, врачи ее вылечат. Она немножко полежит в больнице и скоро вернется к повседневной жизни.

Элле нравится в колледже. Каждый день приносит что-то новое, интересное и необычное. На уроках они изучают образы и контуры предметов. Студенты проводят долгие часы в классе скульптуры: рассматривают модели, думают, пытаются перенести увиденное на бумагу. Дается возможность работать с традиционными инструментами, учиться переносить идеи в камень, искать в материале скрытую форму.

Элла даже пыталась вылепить из глины человеческую голову по эскизам, сделанным с сокурсниц. При этом она не могла не отметить, насколько уникальна каждая модель. Но более всего ее впечатляют потрясающие работы известных, по праву прославленных художников, которых она считает своими учителями. Их картины украшают стены ее комнаты и отвлекают от тревог о здоровье матери.

Элла выскочила из автобуса, торопясь не пропустить больничные часы приема, и застала у дверей палаты дядю Селвина. Выглядел он очень озабоченным.

– У твоей матери высокая температура, врачи пытаются ее сбить. Она немного бредит, но не пугайся, это пройдет, как только спадет жар. Ее перевели в отдельную палату.

Ощущение чудесного дня испарилось, его место занял леденящий душу страх. Мама лежит в больнице уже неделю, а ее состояние только ухудшается.

– Можно к ней? – спросила Элла.

– Возможно, она тебя не узнает. Лихорадка дурманит мозг, – предупредил Селвин.

…И все равно Элла не ожидала увидеть таких перемен. Отек стал еще больше. Сиделка улыбнулась и подвела ее к постели больной.

– Твоя мама спит, мы даем ей жаропонижающее.

– Скажите, она поправится?

– Боюсь, она очень плоха. Инфекция распространилась по всему организму. Мы делаем все возможное. Наберись мужества, девочка.

Заслышав голоса, Мэй повернула голову и посмотрела на Эллу сонным, мутным взглядом, как будто не вполне узнавала ее.

– Мамочка, это я. Я рядом.

Мэй покачала головой.

– Не надо тебе здесь сидеть, иди домой… Чай на столе… Скажи Селесте, пусть придет. Мне не становится лучше, так что Джо тоже скажи. Я хочу видеть Джо… Где Джо и Элен?

– Это все жар, – вздохнула сиделка и промокнула лоб Мэй салфеткой.

– Дядя Селвин предупреждал, – кивнула Элла, пытаясь взять себя в руки и унять дрожь.

В памяти всплыл тот день на морском побережье много лет назад, когда маме стало плохо и ее увезли в психиатрическую лечебницу, но сегодня все почему-то казалось гораздо серьезнее.