Крик новорожденных - Джеймс Баркли

— Десятый легион пострадал больше всех. — Элиз глубоко вздохнула. — Потеряно почти три тысячи пехотинцев.

— Три тысячи?

У Роберто перехватило дыхание. Он ощутил физическую боль и откинулся на спинку кресла, не в силах осознать масштабы катастрофы.

— А в кавалерии умерли сто сорок человек. — Элиз вытерла глаза. — В Восьмом мы пока потеряли тысячу пехотинцев, кавалерия в основном уцелела. Двадцать умерли, и еще тридцать пока больны. В алах дела обстоят гораздо лучше. В кавалерии и легкой пехоте, отправленных изматывать противника, потерь не было. Стрелы потеряли три сотни пехотинцев и сорок кавалеристов. Клинки — пятьсот пехотинцев и сто кавалеристов. Цифры еще растут, но незначительно.

— Да хранит Бог тех, кто выстоял! — прошептал Роберто. — Я не подозревал, что все так плохо.

— Почти семеро из десяти находившихся в лагере болели. Дахнишев говорит, что нам повезло.

— Повезло? — Роберто коротко и горько рассмеялся. — Не хотелось бы мне тогда столкнуться с невезением! — Он несколько мгновений сосредоточенно думал. — А каковы настроения?

— Боевой дух упал. Сто тринадцать оказались в тюрьме. Разница в смертности между легионами и алами привела к ссорам и стычкам. Атресцы воздвигли свои алтари и говорят, что именно они спасли жизнь их согражданам и что они помогут Шакарову и Даварову. И даже кое-кто из наших говорит, что Бог покинул нас в этой стране зла. Десятый стал легионом проклятых. Так много смертей! Но в целом армию удержала вера в то, что ты выживешь. Когда ты появишься среди них — и молю Бога, чтобы это случилось скоро, — настроение поднимется.

Роберто затошнило. Еда, стоящая перед ним, отдавала тухлятиной. Он отпил глоток воды и заставил себя прожевать кусок хлеба, смазанный медовым соусом.

— Мы сделаем все, что необходимо сделать, — собравшись, проговорил он. — Завтра я буду достаточно здоров, чтобы выйти из палатки, обещаю. А пока приготовь бумаги по роспуску Десятого легиона и сожжению их штандарта. Все надо сделать правильно. Тех, кто относится к этому легиону, надо освободить от присяги и пригласить вступить в Восьмой, иначе проклятие останется. Меня печалит его гибель. У Десятого была такая славная история! Алы останутся прежними.

Отправь гонцов в Эсторр и к другим командующим армиями с сообщением о моем решении и о наших последних данных по численному составу. Когда мы соединимся с Атаркисом, я приму на себя командование всеми силами, пока не прибудут наши подкрепления. Если мне что-то еще придет в голову, я тебя снова вызову.

Элиз, катастрофа уже произошла. И только благодаря твоим усилиям и усилиям всего командования она не стала роковой. Я вынесу тебе благодарность во всех бумагах. — Дел Аглиос ласково дотронулся до ее руки. — Но помимо прочего я хочу поблагодарить тебя сам, лично. Я твой должник.

— Мы делали это потому, что верили в тебя. Ни у кого не было других мыслей, — улыбнулась Элиз.

— А теперь ешь, ешь. А когда мы составим приказы, то ты поспишь до завтрашнего утра. Это тоже приказ. — Роберто посмотрел ей в глаза и прочел в них явное облегчение. — А сейчас давай поговорим о чем-то более приятном. Я чувствую в этом немалую потребность.

— Завтра начнутся игры.

— Игры? — Роберто разразился смехом. — Игры! Боже Всеблагой! Мы мрем от тифа, а они устраивают празднества в нашу честь! За время своего правления моя мать совершила немало глупостей, но эта определенно не имеет себе равных. — Он помолчал. — Однако это навело меня на мысль… Нечто, что поднимет боевой дух и вызовет возбуждение после топтания на месте и потери формы.

— Ты это серьезно?

— Совершенно серьезно, Элиз.

* * *

Роберто смутило и растрогало то, как его встретили, когда следующим утром он прошел по лагерю. Искренняя симпатия, облегчение и радость были настолько велики, что ему приходилось сдерживаться, чтобы скрыть слезы на глазах. Побрившись и надев парадную форму ради предстоящего неприятного дела, Дел Аглиос с десятью личными охранниками обошел каждую улицу лагеря. Он постарался поговорить как можно с большим числом воинов, ответил на сотни приветствий и поблагодарил всех встреченных за их сплоченность во время морового поветрия.

Вполне естественно, что лагерь находился в немалом беспорядке, однако заметно было, что работа по приведению его в рабочее состояние идет. После уничтожения крыс и блох с лошадей сняли карантин, так что кавалеристы могли снова встретиться со своими любимцами. И это стало не единственным событием, повысившим настроение. В лагере впервые после начала инфекции зазвучал смех. Ближе к полудню запылали кухонные костры, однако благодаря ветерку воздух не стал слишком жарким.

Когда Роберто вышел из палатки, он жадно глотал свежий воздух. И сейчас он снова сделал несколько глубоких вдохов, вспоминая запахи лагеря, как приятные, так и мерзкие. По сравнению с душным воздухом палатки, пропахшим лекарственными травами, все казалось ароматом новой жизни.

Но хотя легионы радостно встречали его появление, каждый шаг приносил Дел Аглиосу боль. В лагере не было суеты и толчеи. Шум, к которому он привык, стал приглушенным, несмотря на то что настроение улучшилось. И не ощущалось энергии, которая всегда ассоциировалась у него с армией. Слишком много людей погибло. Слишком много прекрасных мужчин и женщин покоилось сейчас в объятиях Бога, вместо того чтобы начищать доспехи и точить мечи в ожидании близких сражений. Как уязвимы перед лицом столь ничтожного врага даже самые сильные! Насколько слабо Бог держит их на земле, если один толчок может вызвать падение многих!

Палатки Десятого легиона, оставшиеся без прежних жильцов, теперь перешли к хирургам в качестве больничных палат. Роберто направился к ним, чтобы посмотреть, в какой степени болезнь до сих пор угрожает армии. Навстречу ему из одной палатки вышел Дахнишев, вытирая руки куском ткани. При виде Роберто на его мрачном лице появилась улыбка.

Хирург подошел к генералу и сжал его плечо.

— Мое сердце радуется, видя, что ты ходишь!

— А мое — что я хожу, — откликнулся Роберто. — Ужасно выглядишь. Когда ты в последний раз спал?

— Не требуй, чтобы я тебе врал, Роберто, — ухмыльнулся Дахнишев. — Но не сомневайся, что я о себе позабочусь.

— Как скажешь. Сколько еще больных?

— С каждым днем все меньше. У меня двести все еще в жару, и еще пятьдесят выздоравливают. Мы приближаемся к финишной черте, но можно ожидать, что смерти еще будут. Хотя нам может повезти и погибших окажется меньше.

— Совершай свои чудеса, друг мой, они нам нужнее, чем когда бы то ни было. — Роберто покачал головой. — Здесь так тихо!

— Четверть твоих солдат умерли, — тихо сказал Дахнишев. — Но те, кто выжил, как никогда сильны волей.

— Большинство — да, но есть и другие. — Роберто кивнул в сторону тюрьмы. — Скажи, для твоих больных я буду помощью или помехой?

— А ты как считаешь? Идем со мной.