Они хотят быть как мы - Джессика Гудман

– Какое-то время она будет в некоторой прострации, – авторитетно заявляет кто-то. Может быть, врач. – Сейчас ей просто нужен отдых.

Но я качаю головой. Так отчаянно, что, думаю, она расколется пополам. Они должны знать.

– Адам, – шепчу я.

– Все в порядке, милая. – Теперь это мама. Она хватает меня за руку и переплетает наши пальцы. Папа кладет ладонь мне на плечо. – Мы знаем.

Я уступаю. Сдаюсь под натиском боли и горького отчаяния, проваливаясь в сон.

План придумала Рейчел. После того как я рассказала ей о серьгах, она расставила все по местам. Даже если Адам этого не делал, мы должны были знать наверняка. Он оставался последним вопросительным знаком.

Она попросила меня, по возможности, избегать Адама, тем самым посеяв сомнения в его голове, чтобы, дождавшись наконец моего звонка, он не задавал лишних вопросов.

– Такие парни ненавидят слово «нет», – сказала она. – Но терпеть не могут, когда их игнорируют.

Она оказалась права.

Потом мне предстояло завербовать Никки. Я поймала ее после урока физики и попросила встретиться со мной у нее дома после школы, где и рассказала все об Адаме и Шайле и о том, что нам необходимо выяснить правду раз и навсегда.

Она побледнела и долго-долго держала мою потную ладонь в своей холодной руке, пока мы сидели на террасе и смотрели, как вода плещется о берег.

– Мои родители уехали до выпускного, – сказала она. – Сделайте это здесь.

Я обняла ее за шею и прошептала «спасибо», зарывшись лицом в ее волосы.

Она закусила губу и кивнула.

– Давай наконец возьмем за яйца этого ублюдка.

Рейчел приехала из города чуть позже на той же неделе и привезла пару цифровых диктофонов. Ее уверенность успокаивала меня, но все, чего мне хотелось, – это сбежать.

В пятницу после школы, когда я пришла к Никки, Рейчел встретила меня в полной боевой готовности. Ее решимость даже пугала.

Никто из нас не мог ни есть, ни пить, ни даже разговаривать. Но прежде чем я отправила сообщение Адаму, Рейчел прицепила один диктофон к изнанке моей толстовки, а другой установила себе. Никки слушала запись из дома и следила за тем, чтобы прозвучало каждое слово его признания и ни одна деталь не оказалась упущенной.

Мы договорились, что, как только у нее будет полная информация, она позвонит в полицию. Может, нам следовало бы позволить копам разобраться с этим без нас. Просто передать им улики и наблюдать за тем, как все будет разыграно. Но мы хотели сделать это сами. Услышать правду от него. Взять все под свой контроль. В кои-то веки. Ради Шайлы.

– Эй. – Я слышу тихий, нежный голос у самого уха. – Ты не спишь?

В комнате темно и холодно, но мягкая рука берет мою ладонь. Я пытаюсь открыть глаза, но только один поддается. Я поворачиваю голову здоровой стороной и пытаюсь разглядеть, кто там.

– Никки?

– Да, это я.

– Который час?

– Ночь, – говорит она. – Воскресенье.

– О черт, – бормочу я.

Она тихонько смеется.

– Все хорошо.

Когда мой единственный глаз привыкает к тусклому освещению, я наконец могу рассмотреть ее. Длинные темные волосы Никки свисают немытыми жесткими прядями, и она в белом больничном халате. На тонком запястье болтается маленький пластиковый браслет пациента.

– Ты ранена?

Никки качает головой.

– Нет, просто под наблюдением. – В доказательство она вытягивает перед собой обе руки. Вроде бы все цело.

– Рейчел. Как она? – спрашиваю я.

– Несколько сломанных ребер. Синяк под глазом, как у тебя. Но с ней все будет в порядке. Как и с нами. – Никки шмыгает носом и крепче сжимает мою руку. – Ты была права, – говорит она. – Это он сделал. Адам.

– Знаю, – шепчу я. – Где он?

Плечи Никки содрогаются, по лицу текут слезы.

– Наверху.

Остальная часть истории вырывается наружу сквозь сдавленные рыдания.

Услышав в записи, что происходит, Никки позвонила в полицию и попросила их поторопиться. Ей показалось, что копы слишком медлят. Ситуация вышла из-под контроля, и все говорило о том, что долго мы не протянем. Она запаниковала и, схватив из кладовки хоккейную клюшку, побежала на пляж. Она бросилась к Адаму, надеясь сбить его с ног. Но, когда они столкнулись, удар клюшкой пришелся ему в голову, и он отрубился.

Никки завизжала, уверенная в том, что убила его, принесла еще больше смертей, боли и травм этому городу. Всем нам.

Когда приехала карета «Скорой помощи», ее нашли съежившейся от страха, прижавшейся к Рейчел, которая уже очнулась, но была как в тумане. Они обе сидели рядом со мной и уговаривали меня держаться, в то время как Адам лежал без сознания на песке. Никки рассказала копам правду о том, что ударила его, пытаясь остановить. Рейчел подтвердила ее слова.

Там же, на берегу, они передали полиции записанное признание Адама. Тогда же парамедики нащупали у него пульс. Адам был жив. Жив и виновен.

Никки наблюдала, как его погрузили в машину «Скорой помощи» и пристегнули наручниками к носилкам. Его голова качнулась, и он застонал, приходя в себя.

– Надеюсь, он сгниет в тюрьме, – говорю я почти шепотом.

Никки смотрит на меня остекленевшими глазами. Слюни и сопли растекаются у нее под носом, и она вытирает лицо рукавом тонкого, как папиросная бумага, больничного халата.

– Я знаю, ты люби… – Она обрывает себя на полуслове. – Прости меня, Джилл. Я так виновата. – Она раскачивается взад-вперед на стуле возле моей кровати.

Я сжимаю ее руку так сильно, что чувствую боль в костяшках пальцев. Я повторяю слова, которые однажды сказала мне она.

– Тебе не за что просить прощения.

Я решаюсь на прощание вернуться за стол Игроков. Слух уже распространился. Подробности истории напечатаны на первой полосе «Голд Кост газетт». Фургоны местных новостных каналов оккупируют школьный двор. В каком-то смысле это даже хорошо. Нам не нужно объясняться.

Никто не расспрашивает о синяке цвета сливы под моим глазом или о повязке на лбу. Никто не лезет с вопросами о пластиковых больничных браслетах, которые мы с Никки отказываемся снимать. Они напоминают нам, что все это было наяву.

Рейчел при первой же возможности отправилась в Данбери. Она написала мне, что Грэм скоро выйдет на свободу. Он будет жить с ней в Ист-Виллидж, привыкать к реальной жизни, прежде чем поступить на университетские летние курсы. Я пока не готова к встрече с ним. И даже не знаю, захочу ли когда-нибудь повидаться. Адама перевели в окружную тюрьму, где он ожидает суда. Миллеры были готовы выложить миллион в качестве залога, но судья отказал. Слишком больно думать о нем сейчас.