Похитители бриллиантов - Луи Буссенар

Клааса, притаившегося за деревьями, подбросило, точно он получил заряд дроби в бок.

— Карта?.. Вы имеете карту? — задыхаясь, спросил Корнелис.

— Тише, животное! Вы хотите, чтобы нас услышали? Я не имею в виду делиться с ними…

— Но позвольте-ка, вы надеетесь при помощи этой тряпки найти…

— Я не надеюсь — я уверен.

— Тогда я, конечно, понимаю, что вам не хочется делиться с Клаасом и другими…

— Но как же вы ее раздобыли, эту тряпку?

— Благодаря великодушию Клааса.

— Нет, право же, брат сошел с ума.

— Позвольте! Дайте мне объясниться. Эту карту раздобыл для меня Клаас, но он этого и не подозревает!..

— Расскажите по порядку.

— Вот вам все в двух словах. Клаас только что убил наповал одного из тех крикунов, которые хотели напасть на фургон. Вы видели, как я бросился к этому человеку, якобы для оказания помощи…

— Но он в ней не нуждался, потому что Клаас стреляет метко.

— Верно. Бедняга и вздохнуть не успел, как был убит. А я достиг известного искусства в обшаривании карманов моих ближних. Я использовал это умение и на сей раз и в один миг взял на учет все наследство покойного. И в следующий миг я переложил содержимое его карманов в мои собственные. Я старался не пренебречь ничем, потому что у этих людей есть милая манера держать целые состояния в самых гнусных тряпках. И я не ошибся. Я с первого же взгляда узнал эту карту местности. Ведь ради нее, только ради того, чтобы завладеть ею, я целых три месяца тащился за французами. Не знаю, как она попала к тому чудаку, которого ухлопал Клаас. Важно, что сейчас она у меня.

— Если я не ошибаюсь, — заметил после минутного размышления Корнелис, — покойник, которого вы так своевременно обворовали, сам украл ее у того человечка, который кокнул американца Дика. Я очень хорошо помню, что, когда его носили на руках, один субъект шарил у него по карманам.

— Что из этого? Для нас сейчас самое главное — раскланяться с нашими скотами и, не задерживаясь, поспешить в те места, которые обозначены на карте.

— Скажите, — довольно наивно перебил его Питер, — а если бы нам взбрела в голову фантазия не допустить вас к участию в дележе?

Его преподобие медленно поднял свои вялые веки и уставился на Питера пронзительным взглядом укротителя.

— Вы этого не сделаете по двум причинам. Во-первых, вы оба неграмотны и без меня в этой карте не разберетесь.

— Во-вторых?

— Во-вторых, в одном из карманов убитого лежал заряженный револьвер системы «Нью-кольт». Когда мы откопаем клад и вы попытаетесь надуть меня при дележке, я пристрелю вас обоих.

— Руку, ваше преподобие. Вы — мужчина!

— Итак, все ясно. Мы сию же минуту уходим отсюда, и пусть Клаас сам возится с этой оравой, когда кончится срок перемирия. Завтра на рассвете мы будем у водопада, то есть в нескольких шагах от цели.

Когда Клаас услышал этот откровенный разговор, его охватило бешенство. У таких медлительных людей, как он, бешенство особенно опасно, потому что оно удесятеряет их силы.

Была минута, когда ему хотелось броситься на трех мерзавцев и размозжить им головы раньше, чем они опомнятся. Но это привлекло бы внимание всех остальных. Не лучше ли будет следовать за ними по пятам, шаг за шагом, и, внезапно появившись в момент дележки, потребовать четвертую часть? Но для этого пришлось бы оставить обеих пленниц в фургоне, то есть на милость той оравы!.. Тяжелая борьба происходила у Клааса в мозгу. Жадность была побеждена.

Клаас сделал над собой энергичное усилие, подавил свою злобу, успокоился и негромко пробормотал:

— Ладно. Ступайте вперед. Проложите мне дорогу, а я приду, когда будет нужно.

Он медленно обогнул поляну и бивуак своих врагов и вскоре очутился у подножия скал, поросших эвфорбией.

Ночь была темная, но сияли звезды, и этого было достаточно, чтобы он мог взяться за работу.

У его ног дремал ручеек. Тихие воды едва текли по каменистому руслу. Клаас опытной рукой подрезал молочай, всячески остерегаясь уколоться о шипы или прикоснуться к ядовитому соку, который лился из каждого надреза. Стебли падали, скользили по скалам и сваливались в речку, обильно примешивая к воде свои ядовитые соки.

Почти вся ночь ушла на эту мрачную работу. Оставался какой-нибудь час до рассвета, когда Клаас благополучно вернулся в фургон.

Веря в успех своего замысла, он терпеливо ожидал развязки.

Когда люди ведут жизнь, полную приключений, они не имеют обыкновения долго предаваться усладам сна. В пустыне встают рано; там не знают, что такое борьба с подушкой, хотя бы потому, что подушкой обычно служит охапка травы, или полено, или камень. Веселые крики приветствовали появление солнца из-за холмов. На бивуаке все стали встряхивать друг друга, расталкивать спящих, и через минуту вся полянка наполнилась шумом голосов, песнями, бранью.

Всюду, где преобладают англичане, — в Канаде, как и в Индии, в Австралии, как и в Африке, — люди перенимают у граждан Соединенного Королевства их правила гигиены.

Если поблизости есть вода, день непременно начинается с общего купания. Так было и на сей раз. Но надо было торопиться. Все быстро разделись, сложили одежду на прибрежном песке и, порезвившись немного, ринулись в воду.

Тут были все без исключения, и не без причины. Каждый боится воровства, и никто но хочет, чтобы рылись в его вещах. Поэтому вошло в обычай, чтобы никто не оставался на берегу, когда решено купаться.

Зловещая тишина внезапно сменила веселые крики и шутки, затем раздался страшный вопль и вой бешенства.

Купальщики почувствовали страшную боль Они прыгали и корчились от боли, они подносили руки к внезапно ослепшим глазам и, шатаясь как пьяные, искали берега.

Дьявольская выходка Клааса имела страшные последствия. Он успел вырубить за ночь столько эвфорбии, что буквально вся речка была отравлена. Опытный глаз заметил бы на поверхности воды зеленоватый налет, который не растворяется благодаря своей маслянистости.

Когда этот разъедающий сок попадает хотя бы только на кожу, наступает распад тканей. Для слизистой оболочки глаз он особенно опасен, так как вызывает почти неизлечимое воспаление.

Таким образом, буру нечего было больше бояться: его несчастные враги, лишенные всякой помощи, были люди обреченные. Их могло спасти только чудо. Неистовыми воплями они как бы давали знать Клаасу, что их положение безвыходно. Бандит потирал руки, бормоча:

— Ну что, господа европейцы, влопались? Будете в другой раз звать нас белыми дикарями? А теперь вперед! День начался хорошо. Надо поскорей уйти из этого проклятого места и пуститься по следам моих милых братьев и достойного проповедника.