Чужой - Жюльетта Бенцони

Вдруг через открытую дверь главного входа Артур заметил красный язык пламени и закричал сдавленным голосом:

– Конюшня!.. Она тоже горит...

Бросив за ненадобностью пистолет, он выхватил ружье у Потантена и бросился на крыльцо. Пожар там только начинался, но запертые лошади в испуге ржали. Артур увидел человека с факелом, поджигавшего кучу соломы у стены. И тогда, не задумываясь, мальчик прицелился и выстрелил.

Пуля поразила поджигателя прямо в голову, и он упал, даже не вскрикнув...

– Браво! – неистово зааплодировала Элизабет, подбежавшая к своему брату. – Ты его убил наповал, я думаю...

– Некогда разговаривать! Освободи Дагэ и остальных. Судя по шуму, который они подняли, их двери тоже заклинены. А я выведу лошадей...

Отбросив ружье и наклонив голову, он кинулся к входу в конюшню, полную дыма, не думая, что обезумевшие от страха лошади могут быть опасны, но он слишком сильно их любил, чтобы думать о своей собственной жизни... К счастью, Дагэ и два мальчика быстро пришли ему на помощь. Работники фермы подбегали к ним с ведрами воды. Элизабет, видя, что она здесь больше не нужна, вернулась в дом, из которого валили клубы дыма, чтобы помочь тем, кто старался укрощать огонь. Наверху ее едва не опрокинул Потантен. Вне себя от ярости, которую он вряд ли когда-нибудь в жизни испытывал, Потантен волок за собой слугу, кричавшего от боли в раздробленном колене. Спустившись с лестницы, он бросил его на песок и поставил ему ногу на грудь. Потом достал из-за пояса пистолет, который взял у Джереми Брента.

– Слушай меня внимательно, дрянь ты этакая! Или ты мне быстро все расскажешь, или я тебе всажу пулю в живот. А это очень больно, и ты долго будешь сдыхать...

– Если я заговорю... другие... сделают все за меня.

– Если поторопишься, у них не хватит времени. Расскажи мне все, и я постараюсь избавить тебя от веревки. Но без вранья.

И начался строгий, быстрый и жесткий допрос, не упуская ни малейшей детали. Кола, испуганный выражением лица старого мажордома, ставшего похожим на демона, ничего не скрыл, поторопившись даже рассказать, что конец пожара должен стать сигналом к началу казни Тремэна.

– Лучше пусть продолжает гореть хотя бы конюшня, – осмелился он сказать в надежде смягчить гнев своего палача, – а то не видать вам хозяина живым!

Отовсюду подходили люди, в первую очередь из Ла Пернеля, где били в церковный набат, призывая на помощь, из Ридовиля, Анневиля, Виселя и даже Сен-Васта во главе с доктором Аннеброном, заметившим пожар по пути домой. В это же время появился Ронделер и его люди. Он сейчас же организовал экспедицию в помощь Тремэну, пока зажигали костер, чтобы обмануть убийц. Со стороны все выглядело довольно странно. Старики из Сен-Васта не понимали, зачем обитатели Тринадцати Ветров разжигали костер, вместо того чтобы гасить пожар. В самом деле, от этих удивительных Тремэнов можно ожидать чего угодно! История забылась не скоро. Даже когда узнали правду, об этом долго судачили у камина во время длинных зимних вечеров...

Наконец наступил серый, тусклый, даже застенчивый день. Ему как будто было стыдно освещать место, где произошла трагедия. Еще дымящиеся стены, обугленные балки, искореженное железо... От прекрасных конюшен, которыми так гордился Тремэн, не осталось почти ничего! Толпа друзей, добровольных спасателей, добрых людей, поспешивших на помощь Тринадцати Ветрам, медленно, почти с сожалением расходилась, как будто эти преданные люди сожалели, что не могут ничего больше сделать...

Гийом, опираясь, как когда-то, на костыли – Пьер Аннеброн обнаружил сильное растяжение и перевязал ему ногу, – ходил среди мусора и обломков в сопровождении своего врача, смирившегося с тем, что позволяет ему двигаться, и Розы де Варанвиль. Она также примчалась сюда ночью на неоседланной лошади, захватив своих крестьян и конюхов, отводивших сейчас в ее замок лошадей из Тринадцати Ветров.

После детей именно ее первую увидел Гийом, бледную и прекрасную, в костюме амазонки, с развевающимися по ветру волосами. Ему было необыкновенно приятно видеть ее, потому что, когда она приблизилась к нему, ее зеленые глаза были полны слез. И тогда он молча обнял ее, счастливый от одной возможности прикоснуться губами к ее нежной коже, вдохнуть тонкий аромат ее волос после всего этого ужаса. Она была сама жизнь, сама правда! В это мгновение он уверился в том, что любит ее и только ее, желает только ее, несмотря на все низменные и вульгарные соблазны. Ни одна женщина на земле не стоила ее, и если он не сможет завоевать ее сердце, ни одна женщина не займет рядом с ним место, которое он горел желанием ей предложить. Смерть, которую он видел так близко, помогла ему оценить жизнь... Если только Бог соблаговолит ему ее подарить!

– Тебе надо бы вернуться, – посоветовал врач. – Эта инспекция может подождать еще несколько часов...

– Возможно, но я хочу все увидеть сейчас же. Разрушения большие, конюшни сгорели, и дом поврежден, но это в действительности не очень важно, потому что почти все живы и здоровы... Я буду ремонтировать, перестраивать, сделаю новые посадки... Вы мне поможете, Роза? – прошептал он молодой женщине, которая ответила ему сияющей улыбкой.

– Что за вопрос? – сказала она. – Конечно, я вам помогу, и с тем большей радостью, что все происшедшее, каким бы страшным оно ни было, позволило избавить эти места от большой опасности. Ни нашим домам, ни Тринадцати Ветрам больше ничто не грозит.

Не обладала ли магической силой эта чистая и прямая женщина, к которой не приставала никакая грязь? Пока она говорила, облака прорезал тонкий бледный луч солнца, лишь мгновение поиграл в медной шевелюре Розы и погас.

Гийом взял ее руку и нежно поцеловал.

– Если нас ждут новые беды, я хотел бы противостоять им вместе, – сказал он так тихо, что его слова услышала лишь она.

Ответом ему было лишь чуть разрумянившееся лицо.

– Прежде чем вернуться к себе, – сказал доктор, – я хочу убедиться, что доза опиума, которую я дал твоей племяннице, вполне достаточна. Когда ее привезли, я подумал, что она сходит с ума...Неприятно удивленный, Гийом мрачно посмотрел на доктора. Надо же ему было именно в этот момент вспомнить Лорну, когда его единственным желанием было ее забыть!..

Протянув один костыль незадачливому доктору, он взял Розу под руку и пошел вместе с ней к дому.

Несмотря на все только что пережитое, Гийом не дал себе ни минуты передышки. Ущерб, причиненный Тринадцати Ветрам, приводил его в бешенство, и он чувствовал себя совершенно несчастным... Ему хотелось немедленно все восстановить. Поэтому не могло быть и речи о том, чтобы отправиться спать, не поговорив, причем самым срочным образом, с его архитектором из Валони месье Клеманом, со столяром Барбашоном и каменщиком Майяром, живущими в Сен-Васте. Он тотчас же написал им письмо. В другом письме, которое поручили отвезти в Валонь самому расторопному молодому человеку из конюшни вместе с запиской для месье Клемана, сообщалось банкиру и другу Тремэна Лекульте дю Молею о том, что произошло в Тринадцати Ветрах, и содержалась просьба предоставить в распоряжение Гийома крупную сумму наличными.