Клуб банкиров - Дэвид Рокфеллер

После посещения Мехико мы с Пегги арендовали автомобиль с водителем и отправились на север в Сан-Мигель-де-Альенде, Гуанахуато и Мансанильо, а затем на юг в штаты Пуэбла, Оаксака и город Орисабу. Эта поездка открыла нам глаза на новый мир: живописные деревни, заполненные людьми, одетыми в яркую одежду, толпящимися на рынках, где продавалось все, начиная от лепешек тако до замечательно исполненных предметов народного промысла; и очаровательный старый испанский город Пуэбла на границе долины Мехико, где делали такие замечательные гончарные изделия, что мы не могли удержаться от того, чтобы не купить несколько штук. Мы также много узнали о древних цивилизациях этой страны. Следы древних цивилизаций ольмеков и майя, а также более поздней цивилизации ацтеков были буквально повсюду.

К 1948 году я стал много ездить в Латинскую Америку по делам «Чейза», начиная со стран Карибского бассейна, Панамы и Мексики. Постепенно освоил в необходимом для работы объеме испанский язык и быстро попал под очарование теплоты латиноамериканского гостеприимства.

Дополнительным стимулом для моей первой поездки в Бразилию по делам «Чейз-бэнк» в 1948 году была возможность отправиться вместе с Нельсоном в страну, которую он прекрасно знал и считал, что она имеет безграничный экономический потенциал. Мы начали поездку с огромного индустриального города Сан-Паулу, где он представил меня своим многочисленным друзьям, включая принимавшего нас хозяина Вальтера Морейра Саллеса, банкира, латифундиста, политика и бывшего бразильского посла в Соединенных Штатах. Вальтер сопровождал нас в поездке через штаты Парана, Сан-Паулу и Мату-Гросу. Это было началом дружбы, которой я дорожил последующие полвека.

Главным продуктом экспорта Бразилии был кофе, а Вальтер был крупнейшим производителем кофе в Бразилии. На его плантации Матао росло более миллиона кофейных деревьев, что производило сильнейшее впечатление. Вальтер был образованным человеком с широкими интересами в области искусств. Его добрая и скромная манера поведения скрывала то обстоятельство, что он был председателем и главным акционером третьего по величине банка Бразилии и имел обширную собственность в различных отраслях промышленности по всей стране.

Одна из остановок в ходе нашей недельной поездки произошла на огромном скотоводческом ранчо под названием Фазенда Бодокена в штате Мату-Гросу-ду Сул на дикой и незатронутой цивилизацией границе с Парагваем. На ранчо, находившемся в географическом центре Южной Америки, изобиловали представители животного мира — обезьяны, попугаи, ягуары и аллигаторы. Его владельцы-англичане предлагали его на продажу, поскольку их управляющий был убит местными индейцами. Для покупки Вальтер создал синдикат и пригласил Нельсона присоединиться. Заинтригованный романтической удаленностью ранчо, а также экономическим потенциалом, я попросил о небольшой доле для себя и на протяжении последующих двадцати лет несколько раз посещал ранчо.

В 1967 году Нельсон, которому были нужны наличные деньги для финансирования его очередной президентской кампании, предложил мне купить его долю в Бодокена. После определенных колебаний я согласился, понимая, что мне теперь придется принимать более активное участие в управлении, на что у меня не было ни времени, ни опыта. После разговора с Вальтером мы решили выкупить доли других членов синдиката и пригласить Роберта О. Андерсона, которого я знал еще с той поры, когда проходил подготовку в Чикагском университете, стать нашим партнером. Помимо того, что он занимал пост главы компании «Атлантик рифайнинг», он владел одним из крупнейших скотоводческих ранчо в Соединенных Штатах. Он взял на себя обязанности по управлению Бодокена и на протяжении последующего десятилетия увеличил стадо до более 90 тыс. голов. В 1980 году мы продали ранчо, получив значительную прибыль.

* * *

Занятие бизнесом в Латинской Америке весьма сильно отличалось от банковской деятельности в Нью-Йорке или Лондоне. В каждой стране экономикой заправляла небольшая группа мощных олигархов, действовавшая, главным образом, для удовлетворения собственных интересов. Хотя в нескольких странах существовали демократические институты наподобие имевшихся в Северной Америке, большинство стран находилось под контролем авторитарных режимов: Хуан Перон правил в Аргентине, семейство Сомоса — в Никарагуа, Фульхенсио Батиста — на Кубе, Трухильо — в Доминиканской Республике, Франсуа (Папа Док) Дювалье — на Гаити, Перес Хименес — в Венесуэле, Мануэль Одриа — в Перу, Альфредо Стресснер — в Парагвае и Жетулио Варгас — в Бразилии. Эти каудильо потворствовали угнетению, расточительности, нередко имевшей причудливый характер, и коррупции. С учетом всего этого неудивительно, что в большинстве латиноамериканских стран бурлило социальное недовольство и казалось, что они постоянно находятся на пороге революции.

За немногими примечательными исключениями большинство лидеров латиноамериканских стран были ярыми националистами, враждебно относящимися к Соединенным Штатам. К началу 1950-х годов в большей части этих стран установились этатистские режимы, поддерживавшие или вводившие вновь протекционистские меры, наподобие тех, за которые выступал аргентинский экономист Рауль Пребиш, первый исполнительный секретарь Экономической комиссии ООН для Латинской Америки (ЭКЛА). Пребиш и его коллеги пришли к выводу, что экономический рост в странах Латинской Америки будет недолгим из-за снижения мировой потребности в сырьевых продуктах экспорта и из-за невозможности создать сильный обрабатывающий сектор, способный производить конкурентоспособные товары на экспорт.

Решение, предлагаемое ЭКЛА, заключалось в том, чтобы осуществить перенос капитала и трудовых ресурсов в странах Латинской Америки с производства и экспорта первичных сырьевых продуктов, таких, как кофе, сахар и минеральные ресурсы, на создание обрабатывающей промышленности, что позволило бы осуществить замену импорта и способствовало бы большему экономическому сотрудничеству и интеграции латиноамериканских стран. Пребиш считал, что вводимый временно период протекционистских мер позволит предпринимателям укрепить и диверсифицировать экономику, защищая их в то же время от разрушительной иностранной конкуренции. Этот рецепт и был широко принят в странах Западного полушария.

К сожалению, протекционизм и расширение полномочий правительства, необходимое для его поддержки, превратились в постоянную, а не временную политику крупнейших стран Латинской Америки. В результате в середине 1950-х годов иностранные инвестиции и торговля начали снижаться, а на протяжении 1960-х годов этот процесс усилился. Пагубная доктрина ЭКЛА не только не смогла стимулировать рост конкурентоспособного производства в странах, она привела также к высоким темпам инфляции, которые вызвали подавление экономического роста и ухудшили и без того ужасные социальные условия. Последствия были разрушительными и долгими. На протяжении четырех десятилетий после 1945 года темпы развития экономики латиноамериканских стран отставали от темпов роста экономики других регионов мира. У Аргентины, исторически наиболее богатой из крупных латиноамериканских стран, валовой внутренний продукт до Второй мировой войны был примерно вдвое больше, чем у Италии. К 1960 году Аргентина утратила свое преимущество, и ее ВВП был меньше, чем у Италии, его превосходили индустриализировавшиеся страны Восточной Азии. Аналогичная неудовлетворительная ситуация наблюдалась в каждой из латиноамериканских стран.