Без лица - Хари Кунзру
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Утром он, маясь похмельем, усаживается ждать следующего подарка новой жизни. Но Стар не появляется. Она не появляется и на следующий день. Не появляется до конца недели. Наконец он идет в ее колледж и обнаруживает, что мисс Чэпел здесь больше не живет. Она решила прервать занятия и открыть фирму по дизайну интерьеров в Лондоне.
Джонатан ошеломлен. Дизайн? Интерьеров? Такое важное решение: полностью изменить жизнь. И все же она ничего не сказала об этом за обедом. Напрасно он перебирает воспоминания из ресторана. Что-нибудь, что могло бы предвещать это известие. Она много говорила о сигаретах, потому что только что бросила курить, и о каком-то вибрирующем поясе для похудения. Но о дизайне интерьеров — ни слова. Он задается вопросом, не была ли и близость, испытанная им во время обеда, иллюзией.
Так проходят почти пять мучительных месяцев. Все это время жизнь кажется ему пустой. Она течет обычным чередом: цикл лекций, пьянство, собрания в союзе и обеды, но все это несущественно. Однажды днем, так, будто прошло лишь несколько дней, Стар возникает в его комнате, небрежно подставляет щеку для поцелуя и спрашивает, собирается ли он торчать тут целый день или все-таки наденет шляпу и поведет ее пить чай.
Он надевает шляпу.
Лондон ей явно к лицу. Ее костюм будто не сшит, а выточен на станке из твердой серой ткани. Ее лицо — скучающее и изысканное — хранит характерное лондонское выражение, создаваемое одними губами. Большинство студентов-модников (включая Джонатана) пытаются его воспроизвести, но редко когда им удается это сделать. Он сразу понимает: она вращалась в лучших кругах.
Как он и боялся, кондитерская не соответствует ее стандартам. Это та самая кондитерская, куда она привела его в прошлом году, и с тех пор здесь ничего не изменилось. Но теперь Стар кажется, что зал захламлен, избыточно заполнен «стадом». «Стадо» часто фигурирует в речи Стар — по контрасту с «людьми», каковые встречаются только в ее непосредственном окружении. «Людей» она всегда упоминает по именам, особенно если они с ней лично знакомы. Джонатан слушает, отмечая для себя Дэвида (многообещающий драматург), Джона (остроумный молодой политик) и Памелу (великолепная актриса музыкального театра). Он не спрашивает, почему Стар оставила Оксфорд. Это слишком очевидно.
Внезапно она прерывает поток имен и с деланой непринужденностью интересуется, как он ладит с папочкой. Джонатан чуть-чуть оживает: может быть, она испытывает к его жизни больше интереса, чем кажется? Конечно, так оно и есть. Не зря ведь, лишившись Стар, он приставил себя к профессору Чэпелу. Он отныне — неотъемлемая деталь лекций профессора: всегда садится в передних рядах, задает умные длинные вопросы, после лекции материализуется у кафедры и спрашивает, как пишется то или иное слово, уточняет какой-то пункт библиографии. Постепенно профессор начинает награждать его небольшими беседами и редкими прогулками (руки в карманы) по Паркс-роуд.
Немалую часть свободного времени он проводит также в Питт-Риверсовском[181]крыле университетского музея — сокровищнице артефактов, собранных исследователями прошлого. Витрины красного дерева забиты обломками мировой культуры. Он заполнил целый блокнот длинным змеящимся списком:
капсулы с магическими семенами, китайские фишки для азартных игр, рогатые черепа нага[182], гудел ка австралийских аборигенов, шлем, сделанный из кожи рыбы-дикобраза жителями островов Джилберта, ведьмина бутылка из Глостершира, костяной свисток арапахо[183], марокканские изразцы, норвежское пружинное ружье для охоты на волков, серьги, каноэ, бенинский военный флаг, табуретка ашанти[184], кадуцей[185], пенис из тыквы, склянки для нюхательного табака, перья для курения благовоний, астраханские шапки, грузинский крест[186], лаосский Будда, астролябии, боевой топор маори и погремушка сибирского шамана.
Для сравнения все эти вещи размещены рядом с родственными предметами, и взгляд исследователя парит высоко над миром, способный видеть волны влияний, семейные черты, торговые пути и линии наследования. Вся Земля упакована в одну комнату. Всё ждет, когда же Джонатан упорядочит его — и упорядочит себя внутри всего.
— Мы с твоим отцом хорошо поладили, — говорит он Стар. — Антропология — увлекательный предмет.
— Я рада. Не бросай ее. Она тебе подходит.
— Что ты имеешь в виду — подходит?
— Ну, папочка говорит, ты — как он, очень серьезно относишься к вопросу расовых различий и всего такого.
— Он так говорит?
— Ну, ведь ты такой?
— Наверное. Но это необязательно.
— Что ты имеешь в виду?
— Если… я хочу сказать, если тебе это не нравится…
— Разумеется, нравится. Папочка воспитал меня так, чтобы мне это нравилось.
Джонатан улыбается с облегчением. Здесь Стар вспоминает о выставке Империи, открывающейся в Уэмбли. Она собирается поехать туда с приятелем-поэтом. Там будет «стадо», и он хочет посмотреть на него. Джонатан пытается скрыть зависть к поэту и впечатляюще рассказывает о морфологии культуры и значении примитивных обычаев для понимания современной цивилизации. Стар описывает квартиру в Мэйфер, которую отделала в стиле восточноафриканской хижины — повсюду бамбук и шкуры зебры. Он размышляет вслух, не даст ли ему выставка Империи хорошую возможность для дальнейшего изучения предмета. В какой день она туда едет? Стар хмурится; она еще не знает. Все решает Селвин, поэт. Квартира, о которой она говорила, принадлежит его матери. Вот так они познакомились. Уэмбли, на ее взгляд, странное место для мероприятий. Она никогда там не была. Она никого там не знает. Джонатан тем не менее проявляет интерес к выставке. А она снова его не приглашает, и он вынужден ограничиться тем, что вкратце рассказывает о дискуссии относительно эволюции культурных характеристик. Он успевает определить только несколько ключевых терминов. Тут она вспоминает о договоренности с парикмахером и поднимается, чтобы уйти. При виде его удрученного лица она вздыхает:
— Ах, Джонатан, как бы я хотела, чтобы ты не был таким занудой. Это сводит на нет всю твою привлекательность.
На улице она подзывает кэб и велит ехать на станцию.