Мировой заговор против России - Олег Козинкин

Если допустить некий возможный заговор среди высших советских военных для организации поражения РККА в самом начале войны и последующего военного переворота со смещением Сталина, то самым логичным и было бы устроить под видом халатности переакцентирование плана отражения нападения Германии, разработанного Шапошниковым. И для большей надежности устроить в одном из округов прорыв немецких войск, организовав под видом обычной русской расхлябанности спящие аэродромы и казармы. Без этой сдачи целого округа под разгром одно, или хотя бы Брестского направления, только изменение плана отражения не дало бы нужного эффекта в возможных планах заговорщиков.

Эти две причины очень тесно связаны между собой. Первая в отдельности без второй не могла бы привести к нужному результату. Вторая (сдача целого округа под разгром с последующим выходом немецких войск в тылы соседних округов) была очень действенна в общем разгроме РККА. Но и она без первой причины могла не сработать, если бы в тылу у немцев не оказывались стратегические запасы оружия и боеприпасов, если личный состав наших частей не был выдвинут к границе согласно жуковскому варианту отражения, как и ожидал доктор Геббельс.

Еще одной важной причиной трагедии 1941 года стал уход по состоянию здоровья с поста начальника Генштаба маршала Б.М. Шапошникова, человека, разработавшего еще в августе 1940 года «Соображения об основах стратегического развертывания Вооруженных Сил СССР на Западе и на Востоке на 1940 и 1941 годы». Которые забраковали великие стратеги Тимошенко и Жуков, пытаясь реализовать свой вариант отражения нападения Германии. Шапошников снова был назначен на эту должность 20 июля 1941 года и был на ней до 1942 года, а до марта 1945-го оставался в роли консультанта при Генштабе.

Вот как бывает в истории. После Финской кампании, когда Ворошилов был снят с должности наркома обороны, новым наркомом был назначен маршал Тимошенко. Через несколько месяцев, в сентябре 1940 года, герой Финской кампании Тимошенко меняет начальника Генерального штаба маршала Б.М. Шапошникова (имевшего проблемы со здоровьем) сначала на Мерецкова, тоже героя Финской войны, а в конце января 1941 года на бывшего командующего Киевского округа генерала армии Т.К. Жукова.

И кто знает, как сложилось бы все 22 июня 1941 г., если бы весь этот год начальником Генштаба оставался маршал Шапошников. Конечно, те же командиры так и оставались бы на своих постах. И Павлов (имевший самое высокое воинское звание среди командующих западных округов — генерала армии) командовал бы в Белоруссии и Кирпонос — на Украине. Но не было бы авантюрного «южного» варианта «Соображений» Мерецкова-Жукова. И кто знает, может, Павловы, боясь Сталина больше, чем немцев, выполнили свои должностные обязанности, как надо, ход войны действительно пошел бы совсем по-другому. В конце концов, именно с возвращением Бориса Михайловича в Генштаб 1941 год закончился битвой под Москвой, а не за Москвой.

Сталин был мудрым руководителем. Расстрелять за предательство и халатное исполнение своих должностных обязанностей, приведших к гибели простых солдат и граждан, он мог без проблем. Но ставить к стенке начальника Генштаба и тем более, если нет прямых доказательств преступного умысла, Сталин не хотел. Все мемуаристы отмечают, что Сталин прекрасно разбирался в людях. И дело тут не в гуманности и излишней сентиментальности вождя. Сталин вполне допускал возможность заговора среди военных, ведь сторонников и сочувствующих жертвам 37-го года в армии было предостаточно. Но устраивать разборки с этим в начале войны — было бы преступлением с его стороны.

О том, что он опасался заговора, оговорился (по Фрейду) А.И. Микоян в своих мемуарах. Желая опорочить Сталина, он написал, что, когда Сталин «впал в прострацию» и «спрятался от всех на даче», к нему пришли члены Политбюро «уговаривать» его возглавить ГКО. И Сталин якобы испугался того, что его пришли арестовывать.

Сталин не мог себе позволить устраивать разборки с генералами в ходе войны, хотя, возможно, кто-то надеялся на этой мутной волне устроить переворот и скинуть самого Сталина. Ведь разборки с генералитетом, устроившим разгром РККА летом 1941 года, обязательно вызвали бы в армии волну недовольства как среди остальных офицеров (всегда имеющих свои собственные грешки по службе), так и среди рядового состава, переставшего доверять своим командирам. Выжившие солдаты 41-го сегодня вспоминают, что слова о предательстве командиров тогда частенько звучали.

И тут Сталин переиграл своих возможных оппозиционеров, не дал им повода устроить государственный переворот на волне борьбы с врагами народа в высших эшелонах Красной армии во время войны. А такая возможность в развитии событий была, и на государственный переворот надеялся и Гитлер.

Дальше произошло то, что Молотов потом и написал — кроме Сталина, никто в стране не смог бы победить в войне. Ну а после смерти Сталина наши генералы отвели душу. Сначала убили и смешали с навозом Л.П. Берию (и его некоторых замов по НКВД во время войны), последнего, кто мог знать об их ответственности за 1941 год и использовать это знание против них. А потом свалили свои преступления и «ошибки» за начало войны на Сталина. Мертвый он им всем был уже не опасен.

У Сталина была возможность сразу после войны разобраться относительно Жукова, в преступных целях чудил начальник Генштаба перед войной или по общей военной безграмотности и недоразвитости. И ничто не помешало бы Сталину предать суду Георгия Константиновича после войны, если бы были доказательства его вины и предательства. Хотя и после войны политически опасно было отдавать под суд маршала Победы.

Легенда о том, что Сталин приказал считать главным направлением удара Германии именно украинское направление появилась именно с подачи Г.К. Жукова, который постоянно свои грешки перекладывал на Сталина. Очевидец тех лет В.М. Молотов в своих беседах с писателем Ф. Чуевым говорил на диктофон:

«— Вот говорят, Сталин не послушал Жукова, приказал не сдавать Киев, — замечает Молотов, — и говорят: Жуков прав. Но Сталин не послушал Жукова, предлагавшего фактически сдать Москву, но об этом не говорят. То, что пишут о Сталине, — самая большая ложь за последнее время. Жуков упрекает Сталина, — говорит Молотов. — Я не думаю, чтобы Сталин считал так, как Жуков пишет, что главное направление будто бы на Украину. Я этого не думаю. И не думаю, чтобы ссылка на Сталина у Жукова была правильная. Я ведь не меньше Жукова знал о том, что Сталин говорит, а об этом я не помню. Я этого не помню. Я это не могу подтвердить. А факты говорят о том, что немцы шли, действительно, прежде всего на Москву. Они споткнулись около Смоленска и, хочешь нехочешь, пришлось поворачивать на Украину…

Главное — Москва, а не Украина, но Сталин при этом, конечно, считался и с тем, чтобы не дать им возможности толкнуться к Донбассу и к Днепропетровску.