Большой шеф Красной капеллы - Валентин Томин

На процессе особенно ярко проявилась именно эта сторона деятельности Красной капеллы — что советские разведчики были неотъемлемой частью движения Сопротивления, боровшегося с нацизмом. С этой точки зрения для советской разведки, для оценки, что было сделано ею в годы Второй мировой войны, это все имело большое значение.

Известно, что сейчас во Франции и в Италии готовят новый большой фильм о Красном оркестре. Для этого хотят взять самых крупнейших актеров, привлечь русских, немцев, поляков. Это для нас имеет большие перспективы. Тема эта продолжает волновать массы, влияет на молодежь. И независимо от того, содействуем, поддерживаем ли мы данный процесс, он развивается вне зависимости от чьего бы то ни было желания.

Мне сообщили, что на трех пленках записаны поздравления мне от всех членов Красной капеллы, которые остались живы, которые собрались в Париже в связи с процессом. Французы, бельгийцы, итальянцы, немцы, испанцы. Для тех, кто выжил, эти вопросы имеют особое значение.

А что касается бывшего эстонского или какого-то другого прибалтийского генерала — поднимался ли о нем вопрос на процессе?

Кажется, нет. Они добились там одного — не ставить вопросов, выходящих за рамки, касающиеся меня и Красного оркестра. Было ли это до войны и после войны, хотя и в этом была ложь. До войны я не участвовал фактически в разведывательной организации, ничем не руководил. Эти шлейфы мне совсем не нужны. Удалось держать процесс в этих рамках, но не знаю, как было вчера. Вчера Роше уже не пришел на процесс. Для него это позор, урон страшный. Такое событие происходит впервые в истории. Для советского разведчика, для советской разведки это большая победа — можно, значит, настаивать на правде и бороться за эту правду. Говорят, что один в поле не воин. В том-то и дело, что оказался я не один в этой борьбе с Роше. Есть столько друзей из Советского Союза, участников нашей борьбы и во Франции, и в Бельгии, в Англии. Надо было только начать, и откликнулись и самые крупные защитники, деятели компартии и другие. В «Юманите» 27 октября появилась сразу большая статья о процессе. Все это имеет во Франции свое значение. Понятно, реакция смогла бы иначе попытаться использовать это на выборах против коммунистов, против Советского Союза.

Сначала несколько слов о встрече.

За несколько дней до приезда в Варшаву в «Империал» позвонила (пропуск в записи). Было очень плохо слышно, удалось только сказать, что приедем в среду утренним поездом. Спросил о ЛЗ{104}. Ответила неопределенно — находится где-то во Вроцлаве, но, возможно, приедет, и мы сможем встретиться, как в прошлый раз. Смысл поездки значительно терялся — ехал, чтобы записать какие-то недостающие главы жизни. Надеялся, что встретит Эдик{105}.

Приехали утром, выгрузили чемоданы, и вдруг далеко в начале перрона увидел Домба. Шел он медленно в своей меховой шапочке и теплом, достаточно поношенном пальто с меховой шалью. Было приятно видеть, что он на ногах, жив, хотя и не совсем здоров.

Взял носильщика и пошли следом. Еще ничего не подозревая, спросил об Эдике — почему не пришел на вокзал. Домб помрачнел и негромко ответил.

— Эдик тоже уехал, уже месяца два. Сейчас в Копенгагене.

Подошли к вокзалу, и он остановился. Извинился — надо минутку постоять, ноги не слушаются...

В такси, в присутствии шофера говорили об отвлеченных вещах. Он только сказал:

— У нас будет несколько часов для разговора. Мой поезд во Вроцлав уходит в пятом часу. Отложил поездку к своему врачу на день, чтобы встретиться с вами...

Дома на Иерусалимских аллеях первое, что бросилось в глаза, — книги, завязанные шпагатом в небольшие пачки, уложенные на книжных полках. Когда сели обедать, оказалось, на четверых не хватает ложек. Все уже собрано, убрано, готовятся к отъезду, ждут решения, выездные документы. Решение сложилось твердое — уезжать. ЛЕ{106} сказала — он не находит себе места, только и говорит о своем одиночестве, о детях.

По поводу Эдика рассказал — полтора года, после возвращения из Москвы и окончания аспирантуры не мог найти постоянной работы. Договор, на основании которого уехал учиться, с правом поступления обратно в Университет, оказался затеряным. Отказывали во всех университетах. Наконец пришло приглашение преподавать литературу в... католическом университете. На постоянную работу тоже не брали, потому что атеист и такого прецедента еще не было в практике католического университета. Допускали только читать лекции. Домб вспылил: все что угодно, чтобы мой сын — коммунист работал в католическом университете, сын Домба — этого никогда не должно быть. Лучше уезжай куда угодно, но только не связывайся с католицизмом...

Первый раз в выезде отказали. Написал второе, более резкое письмо, в котором заявил — после того, что произошло, не могу быть таким же патриотом, как прежде. Отпустили, и он уехал. Работает в Копенгагене, где, конечно, собственную благотворительность используют против соцлагеря.

Несколько месяцев назад Герек{107} посетил академию, математический центр, занимавший передовое место в математических науках мира. Герек спросил руководителя, удерживается ли это первое место в математических науках. Руководитель ответил:

— Теперь уже нет.

— Почему?

Многие вынуждены были покинуть Польшу. Среди них находились ученые с мировыми именами. Сейчас они работают в разных странах.

Герек сказал:

— Передайте им, пусть возвращаются обратно. Обеспечим их всем необходимым — жилищем, содержанием, возможностями работать.

Эти слова Герека расценивают как признание допущенных ошибок и стремление исправить их, распространив на разные профессии, как стремление исправить то, что произошло при Гомулке и Мочаре{108}.

Конец беседы записал на диктофон. Вот содержание этого разговора.

Не так давно, может быть, два месяца назад ко мне явился корреспондент газеты «Правда Украины», просил дать интервью. Я отказался, корреспондент настаивал, ссылаясь, что год назад в журнале «Отчизна» уже открыто сообщалось о деятельности Домба, опубликовали его портрет. Мучил меня долго. Интересовался — кто был для меня примером в жизни, в моей работе. Я ему ответил — Берзин.

Что касается Красного оркестра, нужно сказать, эта история — его история, его герои взяты на вооружение коммунистическими партиями Европы, как пример интернациональной борьбы с фашизмом во Второй мировой войне.

В Европе прошлую деятельность Роте Капелле освещают очень широко и оперативно. Уже в последние месяцы книга Перро выпущена новым массовым тиражом как ташенбух (карманный формат) в дешевом издании. Издало все то же издание «Фейяр».