Фазовый переход. Том 2. «Миттельшпиль» - Василий Звягинцев

А потом вдруг взяли и отпустили. Пусть и под «гласный надзор», но отпустили же! И что это может значить?

Потому и решили взять этого человечка к себе, поработать с ним. В борьбе с ренегатской властью нельзя ни одного шанса упускать, а этот шанс представлялся весьма и весьма перспективным.

Только сработали, теперь Ардальону это стало понятно, топорно до крайности. Что поделаешь, все опытные товарищи повыбиты или перебежали на сторону Троцкого с Аграновым. Импровизировать приходится с теми, кто есть. Но задача трудной не казалась. Изъять человека, поговорить с ним по-доброму или как получится, повлиять на струны, те или иные, он и выложит что-нибудь важное и интересное. Наверняка. Тогда и дальше работу планировать можно.

Но сразу всё не так пошло. Наперекос. И всерьёз думать приходится начинать в самой невыгодной позиции.

Ардальон Игнатьевич, фамилию имевший почти фельетонную – Лютиков, был человеком одновременно и умным, и моментами жестоким, почти до патологии. Отчего знающие его поближе люди за глаза называли – «Злютиков», и он, когда нужно, умело маневрировал между двумя этими прозваниями, а также и ипостасями.

Подпольный свой нынешний псевдоним придумал тоже без затей, но со смыслом – «Шило». И он, и напарник его, Станислав Стефанович Выдревич («Тормоз»), принадлежали к глубоко законспирированному, на словах и по материалам партийных съездов давно разгромленному, идейно и физически, «левому уклону» в партии. Левее некуда. Но не совсем того плана, что имел место в «настоящем» СССР, при товарище Сталине.

Здесь «левые», они же «твёрдокаменные ленинцы» (почему должны были бы считаться скорее «правыми»), полностью отрицали всё, что происходило в стране и в партии с того самого рокового дня, когда «белые» нанесли «красным» сокрушительное поражение в Таврии, а товарищ Ленин скоропостижно скончался. Бессовестно поступил, нужно сказать, – бросил соратников на произвол судьбы и под власть «Иудушки» Троцкого.

А тот, понятное дело, тут же и проявил всю свою подлую сущность «межрайонца»[164], заключил с белыми мир, ещё более «похабный», чем пресловутый «Брестский», отдал им самые населённые и плодородные губернии и оставил в «помещичье-буржуйском рабстве» миллионы рабочих и крестьян. При этом никого из «твердокаменных» не интересовало то, что в Югороссии помещиков не существовало в принципе и вся земля была поделена «по едокам» среди вполне свободного крестьянства. И было оно вполне довольно наконец наступившим «мужицким счастьем».

Поначалу ждали, что возмущённые трудящиеся сметут и в Стране Советов ненавистного «Иудушку», но – не вышло. Если Брестский мир сам собой через полгода «приказал долго жить», то Харьковский держится уже почти семь лет.

А в РСФСР пышным цветом расцвел так называемый НЭП (хотя правильнее было бы – расцвела), то есть тот же, слегка задрапированный красной материей капитализм. И партия перерождается на глазах. Революционные лозунги заменили троцкистские «Учитесь торговать!» и «Обогащайтесь!», несмотря на то что Х съезд РКП заявил, будто НЭП является только «тактическим отступлением», при сохранении за партией «командных высот в политике и экономике» и курса на «полную и окончательную победу в мировом масштабе».

Первый раз «левые» попытались исправить положение и вернуть власть в свои руки в начале двадцать первого. Второй – в двадцать пятом. Не получилось[165]. Дошло до того, что Троцкий позвал на помощь против бывших «товарищей» врангелевских золотопогонников, которые и залили Москву святой пролетарской кровью.

Однако не смирились истинные революционеры. Царских застенков, виселиц и каторги не боялись, три года рубились с «беляками» на просторах России, от Каменец-Подольска до Читы, так не склонять же голову перед предателем «рабочего дела»!

Нет, склонить-то можно, признать «былые ошибки», «разоружиться перед партией», а там посмотрим, чья возьмёт. Не может же миллионная партия и многомиллионный народ так и жить покорно, набивая брюхо «кулацкими подачками»[166]и «объедками с барского стола»[167], неотвратимо скатываясь туда, откуда Ильич, не жалея сил и самой жизни, тащил их и тащил, к свободе и свету?!

Лютиков и Выдревич, как и многие сотни таких же «леваков», сумели в своё время не подставиться, не попасть в мясорубку и молотилку чуть не ежеквартальных «чисток» и «месячников критики и самокритики». Наоборот, как большевики с дореволюционным стажем, вполне заслуженно состояли членами ЦК и занимали серьёзные административные должности, вполне справляясь с возложенными на них обязанностями.

И параллельно продолжали беспощадную подпольную борьбу, заново восстанавливая разгромленные ячейки, накапливая силы, внедряя своих людей во все структуры не до конца разложившейся партии. «Сдавали» ОГПУ продавшихся нэпманам бюрократов-ренегатов, не за страх, а за идею трудясь в РКИ[168]и партгосконтроле, до абсурдных пределов расширяя их права и компетенцию. При случае – физически уничтожали тех не подлежащих перевоспитанию «предателей», до кого могли дотянуться. Находили и «в своём коллективе воспитывали» новых единомышленников, жаждущих справедливости и «всемирной коммуны», писали программные статьи и поощряли творческую молодёжь, мыслящую в правильном направлении. Один перспективный юнец написал и даже напечатал в университетской многотиражке поэму, где были прошедшие мимо внимания редактора слова:

Но мы ещё дойдём до Ганга,

Но мы ещё умрём в боях,

Чтоб от Японии до Англии

Сияла родина моя![169]

Вот такие и подхватят ленинское знамя, сегодня испохабленное «проституткой Троцким». Прав был Ильич, когда заклеймил его так, на века, задолго до того, как всё случилось. Рассмотрел своим всевидящим взором его подлую натуру…