Бытие и сознание - Сергей Рубинштейн

Подлинная наука не стоит на месте; она, как мысль человека, находится в постоянном движении. Она знает лишь временные стоянки. Она всегда в пути. Все уже сделанное – этап на этом пути, только ступенька для дальнейшего углубления в сущность явлений и восхождения на новые вершины знания.

Рефлекторное понимание психической деятельности мозга необходимо влечет за собой новый подход к вопросу о «локализации» психических функций и новое понимание соотношения функции и структуры мозга. Рефлекторная теория выявляет неотделимость психической деятельности от мозга. Вместе с тем рефлекторное понимание психической деятельности мозга исключает необходимость или даже возможность искать в мозгу «седалище» души, искать источник психической деятельности внутри мозга, в его клеточном строении, отрывая, таким образом, психику от внешнего мира.

До Павлова безраздельно господствовало учение о локализации функций в коре, сложившееся в физиологической науке в 70-х гг. прошлого столетия. Основной недостаток допавловского учения о локализации психических функций в мозгу заключался в том, что оно соотносило психическую деятельность, лишенную какой бы то ни было материальной физиологической характеристики, с анатомической структурой, точно так же лишенной какой бы то ни было физиологической характеристики того, что в ней происходит.

Эта общая установка объединяла все допавловские учения о соотнесении психических функций и мозга, независимо от того, более узко или более широко решали они собственно локализационную проблему. Все расхождения между различными локализационными теориями допавловского периода – между Мари и его предшественниками, между Хэдом и предыдущими теориями – были второ– или третьестепенными расхождениями внутри одной общей концепции, которой противостоит сейчас концепция павловская.

Хотя это учение и связывало психику с мозгом, оно было пронизано дуализмом, поскольку для него существовала, с одной стороны, материальная анатомическая структура мозга, с другой – лишенная всякого материального субстрата и физиологической характеристики, значит, чисто духовная, психическая деятельность мозга. Дуализм – такова основная черта и основной порок этой концепции.

Непосредственное соотнесение психических процессов с мозговыми структурами безотносительно к динамике совершающихся в них нервных процессов, по существу, исключало всякую возможность вскрыть материальный мозговой субстрат какого бы то ни было конкретного процесса, в характерных для каждого случая особенностях его протекания. С анатомическими структурами как таковыми, безотносительно к совершающимся в них материальным физиологическим процессам, может связываться не определенный, конкретный процесс восприятия, а лишь восприятие вообще, общее понятие, категория или функция восприятия.

Каждый конкретный психический процесс связан с конкретным физиологическим процессом, с конкретной деятельностью или состоянием мозга. В силу этого объяснение психических процессов их зависимостью от структуры или зоны мозга как механизма не может быть продвинуто на реальные психические процессы (восприятия, мышления и т. д.). Эти последние, взятые в своей конкретности, выступали все же вне конкретной связи с деятельностью мозга, значит, как чисто духовная деятельность, для которой не может быть указано материальной основы.

Психика как функция мозга выступает в этой концепции, с одной стороны, как абстрактное, формальное образование, не как реальный процесс, а с другой стороны, трактуется очень примитивно – не как деятельность, всегда извне обусловленная, а лишь как отправление определенной ткани.

В силу того, далее, что психоморфологическая концепция соотносила психику с анатомическим строением мозга безотносительно к динамике его нервной деятельности, психика неизбежно представлялась как детерминированная изнутри свойствами самого мозга, вне его отношения к внешнему миру. Психика человека отрывалась, таким образом, от условий его существования. Условия жизни могли выступить по отношению к психике разве лишь в качестве внешнего фактора. В таком случае психика представлялась якобы детерминированной, с одной стороны, мозгом, с другой стороны – объективным миром; с одной – природными свойствами мозга, с другой – условиями общественной жизни. Проблема детерминации психического заводилась в тупик.

Это учение давало основание для того, чтобы, исходя из фактической неизменности строения мозга человека в ходе исторического развития человечества, умозаключать о неизменности сознания людей и, отрывая таким образом сознание от изменяющихся материальных условий общественной жизни людей, рассматривать сознание как нечто косное, неизменное, внеисторическое. Вместе с тем учение о локализации таило в себе опасность грубого биологизаторства и открывало путь расизму. Оно неизбежно толкало на то, чтобы объяснять различие сознания людей, стоящих на разных ступенях исторического развития, различием в строении их мозга и сводить его к органическому различию мозга людей разных народов, рас.

Если допустить, что результаты исторического развития речи и мышления, являющиеся, конечно, деятельностями мозга, откладываются в самих анатомических структурах, то это неизбежно приводит к выводу, что народы, не прошедшие этого пути исторического развития мышления и речи, органически не способны овладеть соответствующими категориями, продуктами более позднего исторического развития.

Попытка фиксировать историю человечества в структуре мозга означает, собственно, не столько «историзацию» учения о мозге, сколько биологизацию трактовки исторического развития. Вступив на этот путь, нетрудно докатиться и до расистских выводов.

Таким образом, недостаточно формально принять положение, что психика – функция мозга. Важно, как раскрывается это положение, какое конкретное содержание в него вкладывается.

Психоморфологизм локализует психическую деятельность, лишенную какой бы то ни было физиологической характеристики, в морфологической структуре («зоне») без приурочения к ней какой-либо функциональной нервной деятельности. В действительности, сама психическая деятельность как высшая нервная деятельность имеет и свою физиологическую, нейродинамическую характеристику. Такую характеристику имеет вместе с тем в каждый данный момент и всякая морфологическая структура мозга, поскольку мозг – не мертвая вещь, кусок неживой природы, а функционирующий, работающий орган. В этой нейродинамической характеристике морфологическая структура и физиологическая функция мозга и смыкаются, сливаются, совпадают, так что не приходится внешне их соотносить. Происходит в известном смысле «слитие», объединение физиологии и морфологии; функция и структура объединяются в «конструкции». Это объединение основывается не только на зависимости функции от структуры, но и на том, что образующиеся в процессе функционирования связи откладываются в структуре, что формирование структуры само обусловлено функцией.

Конструкция – это структура в действии, не просто форма вещи, а структура органа, выполняющего определенные функции. Характеристика функциональной динамики «конструкции» – это и есть локализация в ней определенной функции.