Августовские пушки - Барбара Такман

Против армии принца находилась французская 3-я армия под командованием генерала Рюффе. Единственный проповедник тяжелой артиллерии, он был известен под прозвищем «le poéte du canon», «поэт пушек», за красноречивое их воспевание. Он не только ставил под сомнение всемогущество 75-миллиметровок, но даже осмелился предложить использовать аэропланы в качестве наступательного оружия и ратовал за создание военно-воздушного флота в составе 3000 самолетов. Такая его идея не понравилась. «Tout ça, c’est du sport! Что за забава!» — воскликнул генерал Фош в 1910 году, прибавив, что в военном отношении: «L’avion c’est zéro! Авиация это ничто!» Но на проходивших на следующий год маневрах генерал Галлиени при помощи авиаразведки захватил полковника из Верховного военного совета со всем его штабом. К 1914 году Франция уже имела аэропланы в армии, но генерала Рюффе по-прежнему считали человеком «слишком пылкого воображения». К тому же обычно он никогда не слушал штабных офицеров, указывавших, что ему делать, и нажил врагов в главном штабе еще до того, как вошел в Арденны. Штаб 3-й армии находился в Вердене, а задача, поставленная перед армией, заключалась в том, чтобы отбросить противника на линию Мец — Тионвиль и блокировать его там, возвратив в ходе наступления район Брие. Пока он теснил бы немцев справа, от германского центра, его сосед, 4-я армия генерала Лангля де Кари, должна была наступать слева. Обе французские армии должны были прорваться через центр и отсечь германское правое крыло у самого плеча.

Генерал де Лангль, ветеран войны 1870 года, был оставлен в должности, несмотря на то, что достиг предельного, шестидесятичетырехлетнего, возраста за месяц до начала войны. С виду это был энергичный, быстрый человек, похожий этим на Фоша, готовый, как и тот, если судить по фотографиям, немедленно взяться за дело. Он действительно стремился к наступлению, был готов к нему и отказывался верить тревожным известиям.

Его кавалерия в бою под Нефшато встретила серьезное сопротивление и была вынуждена отступить. Разведка, произведенная офицером штаба на автомобиле, дала новые поводы для беспокойства. Этот офицер имел в Арлоне беседу с чиновником правительства Люксембурга, который с большой тревогой сообщил о «крупном» сосредоточении германских войск в ближайшем лесу. На обратном пути автомобиль разведки был обстрелян, но в штабе 4-й армии это донесение сочли пессимистическим. Все были преисполнены духом геройства, а не рассудочности. Наступил момент, когда нужно действовать стремительно, без колебаний. Только после сражения генерал де Лангль вспомнил, что не одобрял приказа Жоффра наступать, «который не разрешил мне провести предварительно разведку». Впоследствии он писал: «Главный штаб хотел неожиданности, но с ней столкнулись мы сами».

Генерал Рюффе был более обеспокоен, чем его сосед. Он серьезнее отнесся к сообщениям бельгийских крестьян о концентрации германских войск в лесах. Когда Рюффе донес до главного штаба собственную оценку стоящих перед его армией сил противника, там на нее не обратили никакого внимания и, как он утверждал, даже не прочли его докладной.

Утром 21 августа на Арденны опустился густой туман. В течение 19 и 20 августа 4-я и 5-я германские армии продвигались вперед, окапываясь на достигнутых рубежах. Ожидалось французское наступление, хотя и не было известно где и когда. В густом тумане французские конные патрули, высланные в разведку, «ехали словно слепые». Армии противников, двигавшиеся через леса и холмы и видевшие только на несколько шагов вперед, наткнулись друг на друга, не понимая, кто же перед ними. Как только первые подразделения вошли в соприкосновение и командиры поняли, что начинается бой, немцы немедленно зарылись в землю. Французские же офицеры, избегавшие во время обучения войск практических занятий по окапыванию из опасений, что солдаты «откажутся рыть землю», и имевшие в подразделениях всего по нескольку кирок и лопат, повели солдат в штыковую атаку. Их смели пулеметы. Кое-где французские 75-миллиметровки нанесли урон и немцам, которые также были застигнуты врасплох.

В первый день бои носили характер предварительных стычек, но 22 августа нижние Арденны запылали в настоящей битве. В боях под Виртоном и Тинтиньи, Россиньолем и Нефшато пушки с грохотом изрыгали огонь, солдаты бросались друг на друга, падали раненые, росло число убитых. У Россиньоля алжирцы 3-й французской колониальной дивизии были окружены VI корпусом армии кронпринца и сражались в течение шести часов, пока от них не осталась маленькая горстка. Дивизионный командир генерал Раффанель и командир бригады генерал Рондони были убиты. В августе 1914 года среди генералов были такие же потери, как и среди солдат.

Под Виртоном французский VI корпус, которым командовал генерал Саррай, ударил во фланг германскому корпусу, открыв огонь из 75-миллиметровых орудий. «Потом поле боя представляло невероятную картину, — сообщал один французский офицер с ужасом. — Тысячи мертвых продолжали стоять, поддерживаемые сзади рядами тел, лежащих друг на друге по нисходящей кривой от горизонтали до угла в 60 градусов». Французские офицеры из Сен-Сира шли в бой в киверах с белыми плюмажами и в белых перчатках, умереть в которых считалось шиком. Французский сержант, чье имя осталось неизвестным, вел дневник, в котором записал: «…отдача отбрасывает пушки при каждом выстреле. Опускается ночь, и они напоминают стариков, высунувших языки и плюющихся огнем. Куда ни глянь, повсюду лежат горы мертвых тел, немцев и французов, все сжимают в руках винтовки. Льет дождь, воют и взрываются снаряды… Постоянно взрывы снарядов. Хуже нет артиллерийского огня. Всю ночь лежал и прислушивался к стонам раненых — некоторые из них немцы. Канонада продолжается. А когда она стихает, мы слышим, как повсюду в лесу кричат раненые. Каждый день два-три человека сходят с ума».

Офицер возле Тинтиньи тоже вел дневник. «Нельзя придумать ничего более ужасного, — писал он. — Мы наступаем очень быстро, даже слишком быстро… В нас стрелял какой-то штатский… его тотчас же застрелили… Нам приказали атаковать вражеский фланг в буковом лесу… Мы заблудились… Погублены люди… Противник открыл огонь… Градом посыпались снаряды».

Кронпринц не хотел отставать от Рупрехта, о чьих победах у Саарбурга и Моранжа стало известно. Он призвал солдат сравняться со своими товарищами «в славе и в самопожертвовании». Кронпринц перевел свой штаб в Эш в Люксембурге, через реку от Лонгви, и следил за боем по огромным картам, приколотым к стене. Всякая задержка была пыткой, телефонная связь с Кобленцем — ужасной; генеральный штаб находился «слишком далеко»; битва была страшной, потери — огромными. Лонгви еще не взят, сообщал он, но «мы думаем, что приостановили вражеское наступление»; докладывают, что французские войска в беспорядке отступают.

Так и было. Перед самым боем взбешенный генерал Рюффе обнаружил, что три резервные дивизии общей численностью в 50 000 человек больше не являются частью его армии. Жоффр забрал их из-за угрозы наступления Рупрехта, чтобы создать специальную «армию Лотарингии», составленную из трех этих дивизий и четырех других, взятых еще где-то. «Армия Лотарингии» начала приобретать форму под командой генерала Монури 21 августа между Верденом и Нанси, чтобы поддержать армию Кастельно и прикрыть правый фланг наступления через Арденны. Этот предпринятый в последний момент маневр, продемонстрировавший пример спасительной гибкости французской армии, сейчас привел к отрицательному результату. Он уменьшил силы Рюффе и вынудил бездействовать семь дивизий в критически важный момент. Впоследствии Рюффе утверждал, что, будь у него эти 50 000 человек, которым он уже отдал приказ, битва при Виртоне была бы выиграна. Гнев командующего 3-й армии не имел границ, и ему было не до вежливости. Когда во время боя к нему прибыл офицер из главного штаба, Рюффи взорвался: «Вы там, в генеральном штабе, никогда не читаете донесений, которые мы вам посылаем. Вы знаете о враге не больше, чем устрицы у него в мешке… Скажите главнокомандующему, что его операции спланированы хуже, чем в 1870 году, — он ничего не видит, во всем полная некомпетентность». Подобные слова на Олимпе успехом не пользуются, тем более что Жоффр и прислуживающие ему божки намеревались свалить все неудачи на некомпетентность войск и командиров, в том числе — и на Рюффе.