Частная жизнь адмирала Нельсона - Кристофер Хибберт

Отец молодого человека, лицемер и нахлебник, оказался, по словам Нельсона, совершенно не похож на сына. «Сейчас у него на 72 фунта больше, чем когда он приехал в Диль… Он хуже карманного воришки. Право, для него самого было лучше, если б он вел себя со мною так же открыто, как я с ним… Как жаль, что у нашего дорогого Паркера такой отец!»

Похороны молодого человека, прошедшие под ружейный салют и приглушенный бой барабанов, оказались тяжелейшим испытанием для Нельсона. У него и раньше, когда ему приходилось бывать на подобных печальных церемониях, выступали слезы на глазах, но сейчас Нельсон, совершенно раздавленный горем, открыто рыдал над отверстой могилой, прислоняясь, дабы не упасть, к дереву.

Тем летом и осенью Нельсон вообще часто впадал в депрессию. «Не жизнь, а сплошная печаль и тоска», — пожаловался он как-то. «Сегодня мне что-то совсем плохо», — признавался он в другой раз леди Гамильтон. Он чувствовал, Сен-Винсен и Трубридж затеяли в адмиралтействе интригу, намереваясь удерживать его подальше от Лондона и таким образом не дать увидеться с Эммой, пусть даже на самое короткое время. Сен-Винсен убеждал — поскольку его пребывание на посту благотворно воздействует на общественное мнение — было бы «чрезвычайно желательно», чтобы там он и оставался. Трубридж соглашался с его мнением, да и как ему не соглашаться, с горечью упрекал Нельсон своего старого друга, откровенно взявшего сторону его жены. «Все это его рук дело, им с Сен-Винсеном достает жестокости не пускать (меня) в Лондон». Ужасно болят зубы, жалуется Нельсон леди Гамильтон, не в порядке кишечник. «Жаль, но адмиралтейство не хочет меня услышать… Наверное, у них там нет кишечника… стая волков… Никому нет дела до меня и моих страданий».

Хоть жилище подыскать удалось. Сначала говорили о доме в Тёрнем-Грине, и леди Гамильтон «уже все устроила» для покупки. Но, услышав о продаже усадьбы в Мертоне, графство Суррей, расположенной недалеко и от адмиралтейства, и от Портсмута, о Тёрнем-Грине передумали.

Никто из великих не потревожит наше мирное жилище. Ненавижу их всех!

Мертон — деревня на реке Уондл, прославившаяся в Средние века августинским монастырем, где некогда учились Томас Беккет и Уолтер де Мертон, верховный судья Англии и основатель Мертонского колледжа в Оксфорде. Дом — Мертон-плейс, расположенный к югу от улицы, носящей ныне название Мертон-Хай-стрит, построили в 1690 году. Он представлял собой двухэтажное здание в неоклассическом стиле. К нему вела дорога, обрывающаяся у декоративного канала с симпатичным мостиком в один пролет и железными перилами, а затем ведущая к конюшням, отчасти скрытым за высоким кустарником. И дом, и прилегающая к нему территория требовали значительного обновления. Под дорогой следовало создать проход, соединяющий дом с пристройками, а в комнаты на нижнем этаже врезать новые окна, чтобы они, и без того немаленькие, выглядели еще просторнее. Гостиные должны выходить на веранды, а внутренние двери хорошо бы сделать зеркальными. Вдобавок ко всему, решила леди Гамильтон, дом нуждается в новых кухнях, ванных комнатах и современных туалетах.

Продавался он с обстановкой — за 9 тысяч, в нынешнем исчислении примерно 550 тысяч. Учитывая многообразные и дорогостоящие работы, планируемые леди Гамильтон, это было гораздо больше, чем с самого начала имел в виду Нельсон. Тем не менее, уступая ее горячим настояниям, он без колебаний и торга согласился с предложенной ценой, велел нанять топографа для проведения необходимых замеров и дал распоряжение своему поверенному договориться с продавцом об условиях сделки: три тысячи при подписании купчей, потом рассрочка на три года, в течение которых в два приема будут выплачены оставшиеся шесть.

«Мне хочется жить в таком доме, — писал он поверенному Хэслвуду, — и, как на флоте говорят, несколько фунтов в ту или другую сторону роли не играют. Не припомню случая, когда бы упрямой торговлей удавалось достичь многого… Мне нравится следующий план: осмотреть усадьбу, купить ее в нынешнем виде и сесть за стол, пригласив в гости прежнего владельца».

Приобретение нанесло тяжелый удар по его финансовому состоянию, ведь и без того в последнее время было много расходов, приходилось оправдывать репутацию: как иронично обронил Нельсон, все считают, будто он «феерически богат». Тем не менее соблазн поселиться с Гамильтонами на «ферме», как он называл новый дом, оказался сильнее расчета. К тому же, если дело дойдет до крайности, Нельсон всегда мог положиться на бескорыстную помощь Александра Дэвисона, предложившего ему в долг сколько потребуется. «Неужели Вы всерьез? — лукаво спрашивал Нельсон, получив это и впрямь щедрое предложение. — Неужели Дэвисона не коснулась порча нашего времени? Читая Ваше письмо, я глазам своим не верил. Скажу так, дорогой мой друг: Вы сегодня — единственный человек, способный предложить такое… Когда увидимся, сами убедитесь, в каком состоянии находятся мои теперешние финансовые дела, и если, чтобы разобраться с ними, мне потребуется Ваша щедро протянутая рука, я с благодарностью приму ее».

Вот бы, думал он, адмиралтейские «лорды и начальники» проявили такую же щедрость и понимание. Но они явно вознамерились держать его в подвешенном состоянии — «настоящая волчья стая». Помимо всего прочего, Нельсону не давало покоя, лишь усиливая его недовольство, упорное нежелание власти наградить его медалью за победу над датчанами. А ведь он ценил ее дороже, чем герцогский титул, он прямо говоря об этом Сен-Винсену. Но медалью и не пахло, а почему, горько сетовал Нельсон, спросите лорда Сен-Винсена.

В ответ на просьбу о предоставлении отпуска по состоянию здоровья последовал совет Трубриджа потеплее одеваться. «Неужели он так заботится обо мне? — риторически вопрошал Нельсон, прекрасно осведомленный, насколько не одобряет его отношений с леди Гамильтон его близкий в прошлом друг, однажды названный им лучшим моряком на службе его величества. — Да нет, конечно, но не важно». «А ведь мог бы вспомнить, — говорил Нельсон Эмме, — что это я добыл ему медаль за Нил». И вообще «благодаря кому он стал известен?.. Кому обязан своими титулами, званиями, наградами, тысячью унций при отсутствии, сколь я знаю, каких-либо расходов? Кто обеспечил ему 500 фунтов в год от неаполитанской короны?.. Нельсон. И вот благодарность. Я прощаю ему, но, видит Бог, забыть не могу».

«Я видел лорда Нельсона три дня назад, и он был чрезвычайно разочарован отказом адмиралтейства предоставить ему отпуск, — пишет капитан Харди. — Судя по всему, в Лондоне только и знают, что ставить ему палки в колеса. Я думаю, лорд С.-В. хочет ему немного подрезать крылышки, и, конечно, булонское дело оказалось в этом смысле весьма кстати. А Трубридж как истый политикан бросил старого друга, которому обязан всеми своими почестями».

Уильям Питт, вынужденный, в результате неудачной попытки провести акт, облегчающий положение католиков-ирландцев, оставить недавно пост премьер-министра и сделавшийся главой государственной картографической службы в правительстве Генри Аддингтона, выражал Нельсону сочувствие, полагая весьма странным то, что его держат на море, когда война, по существу, кончилась.

«Мне давно пора греться у камелька в компании добрых друзей», — жаловался Нельсон. А так, живя в холодной каюте, он схватил тяжелую простуду, его то и дело преследовали приступы морской болезни, неотступно ныли зубы. Помимо того, как он мрачно сообщал Эмме, никак не удавалось привести в порядок желудок, да и лихорадка время от времени давала о себе знать. Порой ему казалось, что никогда уж он не согреется, перо из рук выпадает. Питт пригласил его на обед, но «я, — пишет Нельсон Эмме, — отказался, ни с кем не хочу садиться за стол, пока с тобою, верным моим, единственным другом, не увижусь… Если я раздражен, ты должна меня простить — на то есть причины, великий Трубридж все для этого делает».