Ничего не возьму с собой - Алла Полянская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я не предлагаю изучить, что она говорит. Пока не предлагаю, заметь. Со временем и до этого дело дойдет. — Диана нажала на паузу. — Я предлагаю обратить внимание на то, что все это идет в прямом эфире. Ну, якобы.
— Почему якобы?
— А потому, Андрюша! — подняла указательный палец Диана. И, взяв телефон, набрала номер, высвечивающийся на экране. — Видишь, абонент занят.
— Ну и?.. — не понял Бережной. — Поступает множество звонков, только и всего.
— Но не всякий же раз! — Диана ткнула пальцем в лицо ведущей. — Да, можно и десять, и двадцать раз наткнуться на занятого абонента, но невозможно на протяжении десяти, к примеру, прямых эфиров не дозвониться ни разу. Это же не центральный телеканал, а просто канал в интернете.
— Ты решила поговорить о домашнем насилии?
Бережному все еще решительно непонятно, что так взволновало Диану. Допустим, ролики записаны, и девица лжет насчет прямых эфиров. Кому от этого плохо? Она же не нарушает никаких законов.
— На самом деле эти вопросы, скорее всего, просто записаны и включаются кем-то. Нет у нее никакого чата. А вот у меня есть устойчивое ощущение, что канал этот создан с какой-то определенной целью. Понимаешь? Нет, я не спорю, тема нужная и весьма благодатная. Но здесь есть еще кое-что, смотри дальше.
Диана вновь включила запись, убрала звук, и Бережной внимательно вгляделся в лицо ведущей.
Очень светлая блондинка с голубыми, немного даже белесыми глазами, какие часто бывают у альбиносов. Но кожа смуглая. Значит, либо волосы и глаза подделка, либо на кожу нанесен «автозагар».
— Она всегда так выглядит?
— Как?
— Ну, вот этот цвет волос и глаз в сочетании со смуглой кожей?
— Да, всегда. Только прическу меняет. — Диана толкнула Бережного плечом. — Вот, смотри, начинается.
Она вернула звук, и на экране возникло размытое изображение. Бережной не сразу даже понял, что именно он видит. И только женский истошный крик поставил все на свои места.
— Сделай тише, еще Аленка услышит.
— И то верно.
Они оба подумали о том, что для их дочери подобные сцены были когда-то обычным делом.
До того, как она стала их дочерью, Аленка жила в жуткой семье. Пьющие родители, и все соседи тоже пили, дрались, убивали друг друга, а женские вопли были там такой же обычной вещью, как смена времен года. Когда биологические родители девочки умерли, а она сама оказалась в больнице, Бережные решили во что бы то ни стало дать осиротевшему ребенку семью[2]. Девочка сразу привыкла к ним, а они окружили ее той заботой и любовью, какими окружают позднего желанного ребенка. Но оказалось, что при Аленке им нельзя было спорить, даже в шутку, не то что поссориться. Потому что Аленка не понимала пока разницы между их спорами и несогласиями по некоторым вопросам и тем, что происходило в ее прежней жизни. Нет, она понимала, что родители не затеют драку — столько-то она уже могла понять, но она боялась любых споров и ничего не могла с собой поделать — просто пока не знала как.
И волей-неволей, но Бережные привыкли следить за своими словами и интонациями, они не хотели, чтобы хоть что-то воскресило в дочке эти воспоминания. И сейчас женские крики вполне могли испугать Аленку.
На экране тем временем происходило следующее: какой-то мужик избивал ногами голую женщину, и экзекуция, судя по состоянию жертвы, длилась не первый час. Женщина, все тело которой было покрыто багровыми кровоподтеками, просила пощады, но кто-то — тот, кто все это снимал, подбадривал и подначивал агрессора. Из комментариев «оператора» становились понятны и причины происходящего. Муж застал жену в момент акта прелюбодеяния. Где-то «за кадром» страшным хрипом исходил незадачливый любовник, которого, видимо, избивали приятели обманутого супруга. И симпатии их однозначно были на стороне мужа, в праве которого на расправу никто не сомневался: «Вишь, епта, сама виновата! За кого ты считала мужа-то!»
— А теперь смотри дальше, — поморщилась Диана.
В следующем ролике двое крепких парней вытаскивают из подъезда упирающегося мужика в обвисших трениках. В руке мужик крепко сжимает бутылку, из которой льется пиво. Дальше парни споро обливают мужичка какой-то липкой жидкостью и обсыпают то ли перьями, то ли синтетическим наполнителем для подушек. И, отвесив своей жертве пару хороших затрещин, запихивают в мусорный контейнер.
Лица парней скрывают маски, ролик сопровождают восторженные комментарии ведущей: мол, если закон ничего не делает с насильниками, мы сами станем законом.
— Да, состав преступления налицо, — не мог не согласиться генерал.
— Именно, причем в обоих случаях! — кивнула Диана. — И меня, господин генерал, не покидает ощущение, что все это делается не просто так. Есть определенная цель, истерия нагнетается осознанно. Посмотри, у канала больше миллиона подписчиков. То есть движение приобретает популярность.
— Да, вижу.
— Но! Почему она лжет насчет прямого эфира? Лично для меня этот факт обесценивает ее усилия. — Диана закрыла ноутбук и устроилась поудобнее. — Андрей, а как бы узнать, кто она? Ведущая эта?
— Зачем? — не понял Бережной.
— Да понимаешь… — Диана задумалась. — Вот крутится в голове одна мысль, а форму никак не обретет.
— Разве неофициально справки навести. Ну, ты знаешь, у меня связаны руки.
— А Игорь не поможет?
Бережной поморщился. Он терпеть не мог обращаться с просьбами к давнему приятелю Игорю Капинусу. Тот, возглавляя одну из спецслужб, никогда не отказывал. Но всегда, фигурально выражаясь, щелкал Бережного по носу — видишь, я могу то, чего не можешь ты.
Так они соревновались с самого детства, с нежного детсадовского возраста. Жили в одной коммуналке, и родители по очереди сидели с мальчишками. Но подружить сорванцов оказалось делом непростым — у обоих были сложные характеры, каждый хотел верховодить, но не желал, чтобы верховодили им.
Так оно осталось и по сей день. Иногда Бережной злился, но чаще испытывал приятную ностальгию: они с Игорем играют в эту игру всю жизнь, и им это нравится, потому что лишь так можно снова ощутить себя тем, кем был когда-то — просто мальчишкой из коммуналки. И словно живы еще родители, и будто нет за спиной непросто прожитой жизни, и можно побыть самим собой.
Именно ощущение общности прошлого, наверное, и держало их вместе. Хотя это «вместе» было относительным — они могли неделями не созваниваться и месяцами не видеться, а потом вдруг раздавался звонок и знакомый голос произносил: «Ты не охренел, братец? Куда пропал?»
Они вместе хоронили родителей — сначала по очереди ушли отцы, потом так же по очереди матери. И это сблизило их еще сильнее, сделало их отношения почти родственными, и хотя ни один из них не готов был назвать другого лучшим другом, но родственники не всегда друзья, что ж.