Благими намерениями - Эдвард Обиди

– Я работал юристом в фирме, но как увидел по телевизору обстрелы Донецка и других городов, тут же уволился и поехал на Донбасс. Не мог смотреть на страдание людей, ничего с этим, не делая – ответил я

– Что Вы увидели, когда приехали в Донецк?

– Неразбериху: войска разваливались и отступали по всем фронтам, еще каждый высокий начальник перетягивал одеяло на себя, но приехавший полковник Барков смог изменить ситуацию, методы его ругали и ругают поныне, но я всегда был простым солдатом и видел лишь, что вместо бредовых взаимоисключающих приказов мы стали получать четкие указания.

– А как Вы оказались в ЧВК?

– Увы, многое говорить не вижу смысла. Могу только сказать о том, что минские соглашения я не принял, как и начавшейся дележки власти. И когда подвернулась возможность послужить стране более продуктивно, я ей воспользовался.

– Что же, не могу не задать вопрос про недавно выложенное видео с казнью Владислава Ролькина, бывшего командира батальона ЧВК. Расскажите, что об этом думаете – сбила меня этим вопросом интервьюерша

Я старался правильно подобрать слова. Получалось плохо. Только спустя несколько секунд молчания я смог начать речь.

– Знаете, бесспорно, то, что было сделано – полностью незаконно. ЧВК не просто к этому не причастно, оно это категорично не одобряет. Только, конечно, по Ролькину слез никто не лил и не собирается. Особенно солдаты, чьи личности он подло слил вражеской разведке и СМИ, и чьи семьи из-за этого оказались под большой угрозой. Потому, повторяю, это очень плохо, но, считаю, что полностью справедливо – нервно почесывая бороду ответил я

– Понимаю, вопрос серьезный. Давайте еще один и перейдем к вопросу от читателей? – лукаво спросила Александра

– Конечно.

– Какого Ваше отношение к выступающим «за мир в Украине» и вывод войск из Украины?

– Все просто: для меня они предатели Родины и знак осквернения памяти погибших на Украине наших солдат. Они предлагают отдать территории, которые были захвачены кровью наших солдат. Таких надо наказывать по всей строгости закона, минимум лет на пятнадцать сажать выродков – слишком эмоционально сказал я

– Очень мощно! И очень хорошо! – подбодрила она – «И последний вопрос, от читателей – «Какую музыку слушают на фронте?»

– Буду банален, но разную. Особенно у нас любят Дору и Мэйби Бэйби, нравится, например, включить ремикс песни «Похрюкай», хотя и Апачев частенько у нас в колонках, просто слушая музыку хочется чего-то смешного, повышает настроение в боевых условиях

– Ух ты, вот так выбор. Что же, с нами был участник КТО на Украине Владимир Добрый – выдохнула Александра

Мы с ней еще немного мило пообщались, и, кажется, вести интервью со мной ей понравилось. Жаль, что я уже опаздывал к друзьям, потому нам особо не удалось разговориться и обменяться телефонами.

Пока ехал до ребят, купил картины Вани с разных аккаунтов, чтобы он ничего не заподозрил. Уже давно так делаю, потом раздаю кому можно эти картины. Бывает, вместе со сладостями в детский дом, или в больницу, или же просто дарю знакомым не знакомым с Ваней. Я бы хотел просто так ему помогать, но он гордый, не примет, даже если голодать будет. Приходится изворачиваться.

С парнями мы встретились в парке. Это были мои хорошие друзья еще с юношества, обычно мы просто пили пиво и предавались воспоминаниям, но сегодня планы были другие.

– В Москве собираются либерахи, будут кричать свои предательские лозунги – взял паузу Леха – Как думаете, может поможем стране и покажем им, кто здесь, на самом деле, власть – предложил он

А мы были и не против. Наша компания полностью состояла из патриотов и частенько наказывала предателей всех мастей. Как-то раз раскрасили лицо зеленкой одному из таких.

Леха предложил поехать и разогнать какой-то петушиный митинг, конечно, я понимал, что ему скорее всего за этого перепадет копеечка, но ведь добро должно быть с кулаками.

Взяли свои биты, запрыгнули в джип Лехи и поехали в столицу. Была теплая погода и на чистом синем небе светило солнце, через стекло лучи проникали внутрь машины и освещали весь салон. Будто сам Бог благословил наше дело. Новорижское оказалось свободное, и мы быстро добрались до нужного места.

Пока все натягивали балаклавы на лицо и разминались, Леша с кем-то говорил по телефону, а затем ненадолго отлучился.

Потихоньку стали подходить наши люди, и мы начали свой марш, крича различные лозунги и двигаясь в сторону митингующих.

Митинг шел хоть неполной толпой, но смог полностью занять улицу. Был он разношерстный: в основном, в нем были школьники и студенты с разными флагами и табличками. Особенно из них выделялись радужные плакаты и надписи «Отстаньте от ЛГБТ». Было много и всякого «пацифистского».

Леха уже шёл во главе нашей колонны, что-то орал в мегафон, пока остальные возле него размахивали красным флагом. Я не заметил, как стал вместе со всей толпой выкрикивать «Нет пидарасам!». И хоть митингующих было тысяч десять, а наша колонна еле-еле насчитывала всего пару сотен человек, мы были вооружены и крайне агрессивны. Все хором кричали и шли в ногу, пока до митингующих не осталось метров пятьдесят, тогда Леха крикнул «Бей пидарасов!», и мы с битами побежали на испуганных людей.

Улица быстро наполнилось ужасом и криками, организованная акция протеста быстро закончилась, и все старались убежать от нас. Мы же с азартом догоняли и добивали. На горизонте появился убегающий парень: высокий, в богатых шмотках. Я тут же устремился за ним. Поняв, что ему от меня убежать не удастся, он развернулся и попытался меня неуклюже ударить. Но я легко увернулся, и моя бита стремительно врезалась в его мягкий живот. После второго удара в лицо парень упал.

Я замахнулся и почувствовал руку на плече. Не оборачиваясь, я сильно ударил по чьему-то лицо локтем.

Когда тело упало, я увидел лежащую старушку с черно-белой фотографией Седого, моего мертвого старого друга. Он подорвался на мине, на которой должен был подорваться я. Он всегда был героем. Лежащая сейчас на земле старушка – его мать. Со дня смерти сына её не узнать, будто постарела лет на двадцать. Но черты ее лица смогли отозваться в моей памяти. Помню как-то раз, когда мне было одиннадцать, отец отправил меня за водкой, сказав, что убьет, если не принесу. Денег он не дал, да и записку о том, что водка ему нужна тоже. Во дворе в тот момент гулял Седой. Я