С архимагом во главе 2 - Макс Крынов

тщеславие мягко касается личности подростка. Именно оно дает неофиту понять, что он теперь — выше, чем обычные люди. И с этого момента искушения начинают падать на неофита, как глыбы, ломая психику, круша понятие "хорошо" и "плохо". Постоянно появляющиеся в кошеле старты, за которые подросток в своем прошлом городе или селе мог купить как корову, так и девчонку, о которую ломал глаза неделю-другую назад, пусть и назвав покупку "свадьбой" или "работой служанки". Одобрение наставника, который по сравнению с людьми богоподобен. Понимание, что работаешь с такими силами, от которых твои друзья из прошлой жизни — обычной жизни, даже сбежать в ужасе не смогли бы. После становления адептом добавляется еще и преклонение неофитов — еще один камень, крушащий остатки морали.

По дороге к школе новообращенные неофиты строят иерархию и занимают в ней соответствующие им места, привыкают к своим новым силам, учатся контролировать себя и сдерживать скотские порывы. Или же гибнут. В школу они прибывают уже дисциплинированнее кучки детей, которым сила давит на мозги.

Потому одаренных и не обращают в неофитов в школах. Точнее, не только потому: самые благодатные недели для обучения — первые дни после становления неофитом, оказывались профуканными: Уолс Перышко подозревал, что школы просто-напросто не вкладывают в неофитов по максимуму, потому что маги не желают плодить конкурентов, даже если эти конкуренты будут связаны с ними одной школой. Поэтому важные знания убирают в отделы, закрытые от доступа обычных учеников. Поэтому за полезные лекции требуют деньги. Поэтому самые благодатные дни проходят в путешествии до школы.

Сам Уолс прежде ничем не отличался от среднестатистического адепта: так же презирал тех, кто слабее, ненавидел и терпел тех, кто сильнее. Со скрипом поддерживал общение с равными, желая стать выше их и посмотреть уже на этих людей, как на говно. Встать на ступеньку выше, а потом — еще на ступеньку. Именно потому, по мнению Уолса Перышко, маги, прошедшие чертову тучу ступенек, даже из вполне приличных превращались в горделивых эгоистичных тварей, зацикленных на росте своего могущества, и воспринимали всех вокруг, как ресурс.

Уолс был таким же, но прежде. Только после тридцати лет практик осознал губительность порока. Правда, не сам — помогли добрые люди. Та встреча в лесу захудалого баронства королевства Аликур, что соседствовало с Вермутом, могла бы стать для второрангового адепта последней, если бы стрела прошла сквозь сердце.

Уолс тогда странствовал по миру под личиной обыкновенного странника в дорожном плаще, с вывешенным напоказ поясным кошелем: очень уж адепту нравилось нарываться на лесных татей и показывать им, что они — не самые удалые парни в этой деревне.

Но на этот раз разбойники попались необычные. Как говорится, на каждую рыбу найдется рыба крупнее: на практика устроили охоту те, кто знали разницу между магом и адептом и считали, что ограбление адептов со слишком жирными кошельками — неплохой, пусть и чрезвычайно опасный способ заработка. В сознании тщеславного адепта, считающего себя в такой глуши чуть ли не повелителем мира, мысли, что кто-то решит напасть на него, места не нашлось.

— Ох ты ж, странник! — напоказ удивился прохожий, и обратился к товарищу. — Гля, с сумой, полной монет! Поделись монетами, странник? А мы тебя в живых оставим, сталбыть, и даже в трактире каком за твое здоровье выпьем.

— Опять слоумышленники, — притворно вздохнул Уолс. А потом — ударил заклинанием из самого обычного на вид посоха, превращая землю под ногами двойки в жидкий, но быстро твердеющий камень. Адепт был тертым калачом — точнее, считал себя таким, поэтому, едва увидев разбойников, пустил по земле поисковую волну — наработанный за годы навык, работающий за счет мастерства, даже не заклинание. Волна пробежалась по земле на сотню метров, но не нашла никого разумного, кто бы таился в кустах сидя, лежа или стоя. Здесь бы Уолсу и насторожиться — мужики выглядели слишком уверенно, хотя одинокий странник — чуть ли не визитная карточка практиков, странствующих по миру ради странствия. Но до момента использования заклинания мужики не выражали страха, лишь сосредоточенность. Матерились и визжали они уже потом.

А затем в спину практика врезался арбалетный болт, с наконечником, в который эти гении поместили осколки заряженного старта. Наконечник прошел мимо сердца, ровно в сантиметре от искры, повредив не только мышцы и легкое, но и половину энергоканалов. Под поисковую волну стрелок не попал — лежка в кроне дерева была устроена задолго до появления на этой дороге Уолса.

Пока адепт плевал кровью и пытался залезть в сумку с зельями, чтобы вытянуть оттуда заживляющую настойку, одновременно молясь, чтобы хруст стекла ему померещился, или не принадлежал той, заветной склянке, стрелок выпустил еще одну стрелу, но промахнулся — та прошила плащ и порвала кожу на запястье.

История о том, как истекающий кровью Уолс, получив в бок кинутым ножом, убил застрявших в ловушке разбойников, а потом, едва не теряя сознание, убил и лучника, могла потянуть на полноценный рассказ. Адепт иными вечерами делился этой историей с теми, кто готов слушать, и сейчас она казалась веселой.

Практик стал осторожнее, и занялся постепенным переосмыслением мира. Не сразу решил этим заняться, да и прозрел не сразу, за месяцы. Размышлял об усмешке судьбы, валяясь на дороге: не в силах встать, но и не умирая. Раздумывал, когда его отпаивали деревенские крестьяне, подобравшие путника. Соображал, создавая усилием мысли фигурки из глины — максимум, на который хватало его теперешнего мастерства. Прикидывал, когда ему не открыли ворота родной школы, даже не став слушать инвалида, и когда скитался между школами, уже не с целью зацепиться за любую школу, а ради интереса считающий количество отказавших в приюте. Заодно и мир смотрел. И очень удивился, когда его пустили в школу Утренней звезды — руководство признало мастерство и мужество человека, который с травмированными энергоканалами в одиночку прошел через часть пустыни. А еще школе требовался практик, умеющий чинить снующих по территории големов — благо, за годы странствий адепт отточил профильное искусство тонкой манипуляции с живым камнем если не до совершенства, то очень близко к нему — маленькие куклы стали его щитом и мечом.

Адепта устраивала маленькая трехлетняя передышка между странствиями. Нравилась пустыня под боком, по которой бегали твари редкие настолько, что их внутренностей хватило бы на покупку пары некрупных