Тайна затонувшего конвоя - Александр Тамоников

Супруга Лариса — красавица-брюнетка с печальными глазами — погибла спустя несколько недель, будучи на девятом месяце беременности. Он заделал ей ребеночка в короткий набег-увольнительную. Та сторона улицы, по которой она шла, была наиболее опасной при артобстреле. Об этом всех и каждого доходчиво извещали плакаты на стенах. Лариса, конечно, не знала, что будет артналет, внезапный, страшный, надеялась проскочить. Осколки снаряда разбили фасад здания. Плита рухнула на женщину, не успевшую отскочить.

Андрей думал, что сойдет с ума, вернулся на фронт с решительным желанием умереть. С какого гвоздя сорвался?

Через день рота фашистских танков и до батальона пехоты провели тактический маневр, атаковали с фланга две потрепанные роты капитана Мирзояна, когда-то бывшие целым полком. В жуткой сече погибли все офицеры, кроме него. Он лично садил из «максима», когда пулеметчику Остапову оторвало осколком голову.

Когда жидкая цепочка пехоты дрогнула под напором стальной армады, Неверов первым с диким воем схватил связку гранат и бросился в контратаку. Красноармейцы подхватили его почин. Драка была жуткая. Он подорвал танк, а потом лично порубил троих немцев саперной лопаткой. Бойцы тогда точили их лучше, чем палачи — свои топоры. В живых осталось не больше десятка бойцов, но они удержали оборону до подхода свежих частей.

Старший лейтенант Неверов в том бою не получил ни царапины, что счел не чудом, а сущим издевательством. Очередное звание, медаль, короткий отпуск, который негде было проводить.

После этого он сильно изменился, стал спокойным, смирным, собранным. Больше особо собой не рисковал, служил вдумчиво, дотошно разбирал, раскладывал по полочкам каждый инцидент, больше всего ненавидел формализм и фабрикацию дел, бывшую в ту пору нормальной практикой. Слыл чуть не белой вороной, предпочитал обходиться без напарников, до всего доходить своими мозгами.

Сорок третий год, образование ГУКР СМЕРШ, куда он с готовностью перешел из Особого отдела. Прорыв блокады Ленинграда, освобождение Смоленщины, Белоруссии, Прибалтики. «Лесные братья», националисты самых разных мастей и оттенков. Неверов всех выявлял, никого не миловал.

Потом Польша, разоружение отрядов Армии Крайовой, расстрел их командиров, отправка самых везучих в далекие сибирские лагеря. Какая-то стыдливость, неловкость. Ведь одно же дело делали с этими людьми, против нацистов боролись, а тут вдруг вмешалась большая политика.

Он сам едва не загремел под арест за сердобольное отношение к сторонникам польского правительства в изгнании, подал рапорт с просьбой о переводе на Первый Украинский. Наверху это прошение уважили, под занавес войны отправили Неверова в Чехословакию, откуда еще не успели сбежать потрепанные вояки предателя Власова.

В мае, после победы, он вернулся в Ленинград, в распоряжение начальника тамошнего управления. В городе оставались законспирированные немецкие агенты и просто предатели. Глубоко ошибался тот, кто теперь считал их безвредными. Кто-то продолжал гадить по инерции, другие сменили хозяев на представителей так называемых демократических стран. Не секрет, что многих офицеров немецкой разведки, порвавших с гитлеровским режимом, взяли под опеку западные спецслужбы.

В Ленинграде Андрей познакомился с женщиной, вроде вполне неплохой, тихой, домашней. Особых чувств к ней у него не было, но настало время улаживать личную жизнь. Не век же волком бегать и удовлетворять свои потребности в связях на одну ночь с хозяйками съемных хат, связистками, радистками, медсестрами.

Но с этим не сложилось. Он и месяц не проработал в Ленинграде, как подоспела долгосрочная командировка в Заполярье. Мурманский порт становился значимым объектом в цепи поставок грузов из зарубежья и других частей собственной страны. Андрей вынудил эту женщину дать ему слово в том, что она не будет его ждать, вытер ее горючие слезы своей огрубелой ладонью, поцеловал на прощанье и помчался на вокзал.

— Ау, товарищ капитан, ты здесь?

Неверов скинул оцепенение, повернул голову.

Полковник Алябин завершил свое путешествие по кабинету, стоял, скрестив руки на груди, и с любопытством разглядывал Андрея.

— Простите, Павел Евгеньевич.

— Бывает. — Полковник подошел к карте Мурманской области, висящей на стене, взял указку.

Карта была новой, ход боевых действий в Заполярье уже не отражала. Указка поползла в самый верх карты, и Андрей мысленно содрогнулся. Там же холодно, черт возьми! Здесь-то ни разу не жарко, а уж в тех местах, на самом краю географии, даже полярные совы мерзнут.

— Принимай к сведению, капитан. — Указка вернулась к Мурманску, вновь прорисовала прямую линию на северо-запад и уткнулась в точку на побережье Мотовского залива, между полуостровом Средний и устьем Западной Лицы. — Поселок Дальний, прошу любить и жаловать. Район, сам понимаешь, не курортный. Пальмы и магнолии там не растут.

— Напоминает местечко для ссыльных, — сказал Неверов и поежился.

— Вовсе нет, — заявил Алябин. — Там живут такие же советские люди, что и в других местах. До войны этот населенный пункт имел статус рабочего поселка. Тогда в нем проживало без малого три тысячи человек, что по меркам Заполярья немало. В сентябре сорок первого поселок оккупировали немцы и сидели в нем аж до октября сорок четвертого. — Указка совершила маленький скачок. — Вот здесь, чуть западнее, начинался их знаменитый укрепрайон, вырубленный в скалах. Он тянулся на юг на много километров. Когда наши в сорок четвертом пошли в наступление, поселок немцы оставили без боя. Тогда у них уже было модно выравнивать линию фронта. А дальше, на кряже, шли тяжелые бои. Поселок в предвоенное время, как я уже говорил, был немаленький. Он сильно растянут вдоль южного берега Мотовского залива, изрезанного фьордами. Там действовали гранитный и песчаный карьеры, предприятие по ловле и первичной переработке рыбы, были доки, имелось небольшое судоремонтное предприятие, автохозяйство, механические мастерские, еще кое-какая мелочь. К востоку от поселка непроходимые шхеры — скопление крохотных скалистых островов.

— На карте они не обозначены, — подметил Андрей.

— На карте много чего не обозначено. Сам знаешь, что так положено. Тем не менее шхеры есть. Они сильно затрудняют судоходство в тех краях. Судам приходится их обходить. В этих шхерах нет ничего, район необитаемый, островки вплотную прижаты друг к другу, и проходить между ними — сущая лотерея. Скалы под водой, их вроде не видно. Пропорют днище, и каюк. В общем, туда никто не суется. Да и шут с ними. В военные годы наши летчики несколько раз подмечали у поселка, где шхер поменьше, немецкие субмарины. У оккупантов в районе судоремонтного предприятия имелась база по снабжению подводного флота. Вроде бы ничего существенного, несколько складов. Они использовались немцами не очень активно. Перед уходом они их взорвали. Честно говоря, нам до сих пор неизвестно, что там происходило на самом деле. Объект был секретный, наша разведка пару раз обожглась и прекратила туда лезть. Сейчас на этом месте стоит наша воинская часть.