Шекспир - Виктория Балашова

— Вы преуспели в своей любви. Я не соперник Англии, поверьте.

— Роберт, ты женат. Вот так ты, видимо, доказываешь свою любовь ко мне. Убедительный поступок, ничего не скажешь.

— Бэт, ты сама хотела, чтобы я женился. Разве не так? Разве не твою я волю исполнял?

— Не мою. — Елизавета положила вилку на стол и обернулась.

За ними следили. И королева, и граф знали, что все эти годы за ними ведут пристальное наблюдение. Один ложный шаг со стороны Елизаветы, и враги все как один накинутся на нее в очередной попытке сместить с желаемого трона.

— Не будем ссориться, граф, — сказала она спокойно, — лучше развлеките меня сегодня вечером.

— С удовольствием. Все театры Лондона — к вашим ногам!

— То, что они обедают вдвоем, не является доказательством их связи, — мужчина говорил с явным французским акцентом, сильно коверкая английские слова, — французскому монарху требуется что-то более веское.

— Говорят, у королевы есть сын, рожденный от графа. Должно быть, ему около двадцати пяти лет или что-то вроде того.

— Вы не сумели найти его?

— Нет. Видимо, она его слишком хорошо спрятала.

— Двадцатипятилетнего мужчину нельзя слишком хорошо спрятать, — сердито возразил француз, — вы говорите чепуху.

— Можно. Если поменять этому мужчине фамилию и отправить подальше за пределы Англии, то можно.

— Ну, хорошо. Вопрос второй. Путь к сердцу королевы следует расчистить. Если вы не можете найти сына, попробуйте сделать что-нибудь другое.

Четвертого сентября в ее спальню робко постучали. Елизавета позволила войти.

— Граф Лейстер скончался по дороге в Бат, — объявил ей Сесил, — внезапная болезнь. Полагают, быть может, малярия.

— Он был здоров. О чем вы говорите? — королева бессильно опустилась на кровать. — О чем вы? Роберт был здоров.

— Ваше Величество, граф ехал на воды лечиться. Он прошел через много испытаний в последние годы. Голландия, проблемы с долгами, Армада. Бывают болезни, которые не видны глазу.

— Выйдите отсюда, — королева подошла к двери, — выйдите. Я хочу остаться одна.

Граф Сесил вышел из спальни. Дверь за ним захлопнулась, и он услышал звук запираемых замков.

Елизавета открыла шкатулку и достала оттуда последнее письмо Роберта. Оно было написано буквально пару дней назад.

«Самое главное мое беспокойство о том, как себя чувствуешь ты, Бэт. Я вспоминаю наш с тобой последний обед — это лучшее, что со мной случилось за последние дни. И помни: ты всегда можешь рассчитывать на меня и мою любовь к тебе. Роберт Дадли, граф Лейстер».

Она положила письмо обратно.

— Это все, что мне от тебя осталось, Роберт, — слезы покатились по ее бледному лицу, — как ты мог оставить меня? Оставить не ради другой женщины, нет. Оставить навеки, без всякой надежды когда-нибудь увидеть тебя. О, Роберт, разве ты мог так поступить со мной, — Елизавета раскачивалась из стороны в сторону, снова и снова повторяя слова, обращенные к тому, кто слышал их теперь уже только с небес.

Никто больше не будет врываться в ее спальню без стука, никто не будет обращаться к ней «Бэт», ни одному мужчине она не позволит себя обнять. Почему ей не подали знак, не дали почувствовать, что после того обеда она не увидит его никогда? Она была бы ласковее, нежнее. Она бы сказала ему то, что должна была сказать давно, но никак не решалась. Почему к этой новости она оказалась так не готова?

Елизавета то лежала в кровати, то заново просматривала шкатулку. Ей не хотелось есть, не хотелось никого видеть. Она забыла, кто она и зачем пришла в этот мир, потому что оставаться в нем более не имело смысла…

Дверь оставалась запертой несколько дней. Сесил время от времени подходил к покоям королевы и настойчиво стучал в дверь. Елизавета не открывала. Она продолжала разговаривать с Робертом, перечитывала его письма, свои стихи, посвященные ему, смотрела на маленький портрет графа, хранившийся в ее медальоне.

— Ломайте дверь, — наконец решился Сесил, — мы не имеем права оставить Англию без королевы. Это мой приказ.

— Простите, Ваше Величество, — произнес он, когда дверь открылась.

— Вы все сделали верно, граф, — еле слышно произнесла Елизавета, — Англия не должна страдать из-за смерти одного из моих подданных, — Она встала с кровати и, с трудом передвигая ноги, подошла к окну.

Ей всегда нравился этот вид: неспешные воды Темзы, лодки, огромные парки, раскинувшиеся по обоим берегам. Теперь все потеряло для нее привлекательность. Она провела рукой по стеклу, словно пытаясь стереть с него горькие воспоминания.

— Мне необходимо одеться, — сказала она, не оборачиваясь.

Сесил поклонился и вышел из комнаты. Он свое дело сделал. Королева возвратилась на трон.

— Моя опора — страна, которую я подняла с колен, — бормотала Елизавета как в бреду, снова оставшись одна, — о чем мне плакать? О несбывшейся любви? Любовь трагична. Чем меньше любишь, тем спокойнее на душе. — Она снова открыла шкатулку.

Весной в театре стояла суматоха. То говорили, что их к себе во дворец вызывает сама королева, то вдруг выяснялось, что королева приедет в театр собственной персоной, потому как взяла в привычку лично осматривать лондонские театры. Потом на спектакль неожиданно приходил кто-нибудь из приближенных королевы, а от нее ни слуху, ни духу.

Актеры передавали друг другу слухи, Хенсло мрачно расхаживал по зданию театра, отдавая распоряжения, порой полностью взаимоисключающие. Пьес категорически не хватало. Драматурги без зазрения совести воровали сюжеты у своих коллег, а также активно заимствовали их у тех, кто по понятным причинам возразить уже ничего не мог, потому как давно лежал в могиле.

Издатели, нагло пользуясь ситуацией, печатали наиболее нашумевшие пьесы, не имея на то позволения авторов. Книжки разлетались как горячие пирожки: торговля возле собора Святого Павла шла полным ходом. Когда год назад у Ричарда Филда родился сын, лучшим подарком от Уильяма Шекспира стало официальное разрешение на издание «Генриха Шестого», все три части которого с бешеным успехом шли на сцене театра Розы.

От своих пьес Уильям имел сущие копейки. Платили драматургам негусто. А вот как актер он начал зарабатывать неплохо. Уильям исправно отсылал деньги семье в Стрэтфорд, писал жене пространные письма, не очень-то порываясь вызывать их к себе. Жизнь в Лондоне не располагала его к умиротворенному времяпрепровождению в кругу семьи. Даже Филд порой, встречая друга, с завистью качал головой:

— Эх, Уил! Бросил бы все и подался в актеры. Да Бог таланта не дал.

В последние дни марта по театру пробежала очередная волна слухов: сам молодой граф Саутгемптон изволит пожаловать на спектакль. Желает посмотреть пьесу «Генрих Шестой»: мол, наслышан о молодом начинающем драматурге и трех его пьесах, описывающих жизнь несчастного короля. На сцене в главной роли блистал Джеймс Бербридж, одну из второстепенных исполнял Шекспир.