Описание Отечественной войны в 1812 году - Александр Михайловский-Данилевский

Мне кажется, Я по справедливости могу сказать, что Россия точнее соблюла Тильзитский договор, нежели Франция. Замечание насчет Молдавии и Валахии отнюдь не может быть вменено России в нарушение условий сего договора, ибо в нем постановлено, чтобы сии Княжества во время перемирия оставались не заняты войсками воюющих Держав. Моя армия отступила четыре марша назад, и Я велел ей воротиться тогда уже, когда Турки сделали нападение, сожгли Галац и дошли до Фокшан. После того Эрфуртская конвенция упрочила Мне обладание Молдавией и Валахией, следственно, Я прав. Что касается до завоевания Финляндии, то оно не входило в Мою политику, и Ваше Величество припомните, что Я начал войну со Швецией только для приведения в исполнение континентальной системы. Успех Моего оружия доставил Мне Финляндию, точно так, как неудача могла лишить Меня собственных областей Моих. Следственно, и по сей второй статье Я полагаю быть правым. Но если Ваше Величество указываете на выгоды, принесенные России союзом ее с Францией, то не могу ли Я с Своей стороны сослаться на пользу сего союза для Франции и на огромные присоединения к ней части Италии, северной Германии, Голландии?

Мне кажется, Я неоднократно доказывал Вашему Величеству, сколь мало обращаю внимания на внушения тех, коих выгоды побуждают произвести между нами разрыв. Лучшим доказательством служит то, что Я каждый раз сообщал о них Вашему Величеству, всегда полагаясь на вашу дружбу. Но когда самые дела стали подтверждать слухи, Я не мог не принять мер предосторожности. В Варшавском Герцогстве вооружения продолжались безостановочно.

Число войск в нем умножено без всякой соразмерности, даже с населением. Работы над новыми укреплениями не прекращались; воздвигаемые же Мной находятся на Двине и Днепре. Ваше Величество, столь опытные в военном деле, не можете не сознаться, что укрепления, сооружаемые в таком расстоянии от границы, как Париж от Страсбурга, суть меры не нападения, но чисто оборонительные. Вооружения Мои ограничились лучшим устройством существовавших уже полков; и Ваше Величество не переставали заниматься тем же. Впрочем, к вооружениям понудили Меня происшествия в Герцогстве Варшавском и беспрерывное возрастание сил Вашего Величества в северной Германии. Таково настоящее положение дел. Укрепления Мои скорее могут служить доказательством, сколь мало Я располагаюсь к нападению. Тариф Мой, установленный только на год, не имеет иной цели, кроме уменьшения невыгодности курса и доставления Мне средств к поддержанию принятой и с постоянством сохраняемой Мной системы, а протест, предписанный Мне обязанностью пещись о чести Моего Государства и Фамилии, основанный на прямом нарушении Тильзитского договора, есть самый явный знак желания Моего сохранить союз с вами.

Посему, Ваше Величество, отбросив мысль, что Я жду только благоприятной минуты для перемены системы, сознайтесь, если хотите быть справедливы, что нельзя с большей точностью соблюсти системы, Мной принятой. Впрочем, не завидуя ни в чем соседям, любя Францию, какая Мне выгода желать войны? Россия не имеет надобности в завоеваниях; она, может быть, без того уже слишком обширна.

Военный гений, признаваемый Мной в Вашем Величестве, не позволяет Мне скрывать от Себя трудности борьбы, которая могла бы возникнуть между нами. Сверх того, самолюбие Мое привязано к системе союза с Францией. Я сделал ее правилом политики для России, для чего должен был довольно долго бороться с противными старинными мнениями. Основательно ли будет предполагать во Мне желание разрушить Мое дело и начать войну с Вашим Величеством? И если вы так же мало желаете войны, как я, то, без всякого сомнения, ее не будет. Являя вам еще одно доказательство, Я готов предоставить Вашему Величеству решение Ольденбургского дела. Поставьте себя на Мое место и определите сами, чего бы можно желать в подобном случае. Ваше Величество имеете все средства устроить дела таким образом, чтобы еще теснее связать обе Империи и сделать разрыв навсегда невозможным. Я с Своей стороны готов содействовать вам для сей цели. Повторяю: если будет война, то она будет по вашему желанию, и, сделав все для ее отвращения, Я буду уметь сражаться и дорого продам Свое существование. Если, вместо того, желаете признать во Мне друга и союзника, то найдете те же чувства привязанности и дружбы, которые Я всегда питал к вам. Прошу Ваше Величество, читая сие письмо, также верить Моему доброму намерению и видеть в нем только решительное желание примирения».

Наполеон, прочитав до конца письмо, врученное ему Чернышевым, сказал: «Кто угрожает вашему существованию? Кто намерен атаковать вас? Неужели я до такой степени не понимаю моих выгод, что без всякой причины начну войну с сильной Державой, имеющей огромные способы и войско, готовое храбро сражаться за отечество? Вы говорите, что Император искренно желает мира; но повеление, данное нескольким дивизиям выступить из Валахии к западным границам, не есть ли сильнейший повод к объявлению вам войны? Что б вы сказали, если бы я велел войскам моим идти в северную Германию, и не имели бы вы права принять это за объявление войны? Я желаю мира: он для меня выгоден; но если дела наши останутся в нынешнем положении, то даю честное слово, когда вы сами не начнете войны, не нападать на вас прежде четырех лет. Выжидать значит для меня выигрывать».

Наполеон исчислял все свои войска и денежные средства. Те и другие были в самом деле огромны, но Наполеон увеличивал их еще более, в намерении устрашить Россию. Потом начал он опять уверять в своем миролюбии и говорил Чернышеву, что не может ничего выиграть в войне с Россией, что войной не вознаградятся издержки, употребленные на вооружение, что его жизнь слишком драгоценна для его детей и народов и что он не желает подвергать ее опасности в походе за столь маловажные предметы[7]. Такое внезапное расположение

Наполеона к миру произошло от неблагоприятных известий, полученных им о действиях Французских войск в Испании и Португалии. Сии неудачи до такой степени озаботили Наполеона, что он отсрочил разрыв с Россией, доколе война на Пиренейском полуострове не примет лучшего оборота. Он также запретил печатать оскорбительные статьи насчет России, которые уже были совсем готовы для помещения в журналах, ибо, приступая к какому-нибудь предприятию, Наполеон имел обыкновение заблаговременно приготовлять общее мнение в пользу своего предначинания. Личина, под которой он старался скрывать свои намерения против России, не ввела, однако же, в заблуждение ни нашего Посла в Париже, ни Чернышева, который безотлучно находился при Наполеоне, сопровождал его на смотрах, на охоте и ежедневно находился в самом тесном кругу у сестер, родственников и сановников Французского Императора. «Еще в Петербурге имел я счастье докладывать Вашему Величеству, – доносил Чернышев Государю, – что Наполеон только ищет выиграть время; настоящие обстоятельства совершенно подтверждают это мнение. Все доходящие до Наполеона известия о наших вооружениях тревожат его и заставляют медлить разрывом с Россией не потому, чтобы он не мог теперь же соединить против нас 250 000 человек, но по той причине, что война на севере лишит его возможности устроить дела в Испании»[8].