Легенда о Людовике - Юлия Остапенко

Его голос теперь дрожал, как и руки. Он стиснул их каким-то безотчетно-неистовым жестом, будто пытаясь таким образом унять эту предательскую дрожь. Но так или иначе, обуревавшая его ярость наконец прорвалась, и он давал ей выход. Бланка коснулась его плеча.

— Это то, о чем я говорила, сын мой, — сказала она очень тихо. — Видите? Вы должны держать себя в руках. Ваше чувство, понятное мне, справедливое чувство, тем не менее таит в себе зло.

— Как справедливость может быть злом, матушка? — воскликнул Луи и взглянул на нее с такой беспомощностью, что ей захотелось немедля схватить его в объятия и прижать лицом к своей груди, как она делала, когда он был совсем малыш и когда старший брат его, Филипп, был жив и Луи не был еще престолонаследником. Но она лишь слегка погладила его напрягшееся плечо и сказала:

— Вы после убедитесь не раз, что может. Вы должны бежать чувств, таящих в себе зло, мой сын, потому что любое из них внушено вам дьяволом. Избавьтесь от гнева, Луи. Не гневайтесь на этого дурного, жестокого человека, который предложил вам предать вашу мать. Он не стоит того, чтоб вы впадали из-за него во грех.

Он тяжело и часто дышал, глядя на нее ярко сверкающими глазами, пронзительно-голубыми, какие были у его деда Филиппа Августа. Потом сглотнул. Непросто, ох как непросто ему будет усмирять себя… но он научится. Она его научит.

— Вы успокоились? Хорошо. Скажите мне теперь, мой сир, что вы ответили графу Бретонскому.

— Я ответил, что благодарен ему за заботу обо мне и о моей короне и что тщательно обдумаю его слова и отвечу… Я правильно сказал, матушка?

— Правильно, сын мой. Правильней быть не может. И что же теперь нам делать, как вы думаете?

Он воспринял ее вопрос буквально и задумался, морща лоб. Бланка еле удержалась от того, чтоб не шлепнуть его ладонью и не сказать, чтоб он так не делал, не то наживет морщины. Но неожиданно складки разгладились. Луи посмотрел своей матери в глаза и сказал совершенно спокойно, так, словно это решение не пришло к нему только что, но давно вызревало и потому не подлежало сомнениям:

— Я думаю, мы должны покинуть Реймс как можно скорее. Вы и я. Покинуть… так, чтобы мессир Моклерк не знал об этом и… не пожелал бы нас сопровождать. Что вы думаете, матушка?

— О, сын мой, я думаю, что Господь вознаградил меня вами, — прошептала Бланка и, порывисто притянув его к себе, поцеловала в лоб.

Луи ответил ей смущенной улыбкой.

— Вы согласны со мной?

— Более чем согласна. Плесси! Плесси, где вы там?

— Мадам? — из-за гобелена показалась черноволосая головка Жанны.

— Граф Шампанский все еще здесь?

— Да, мадам.

— Пригласите его.

Тибо, видимо, был рядом, потому что Плесси и пикнуть не успела, а он уже вошел в комнату — и тут же, с порога, низко склонился перед королем. Луи ответил ему кивком и посмотрел на мать, которая протянула вошедшему руку вовсе не так, как недавно протягивала ее Моклерку.

— Благодарю, что провели короля сюда, — сказала Бланка, когда граф Тибо коснулся губами ее запястья.

— Это был мой долг, мадам. И то, что разум подсказал мне сделать, когда я увидел его величество в коридоре одного…

— Вы верно поступили. Тибо, вы нужны нам. Его величеству и… мне, — поколебавшись, добавила Бланка. Она не сказала бы так при посторонних, и Тибо этого хватило, чтобы его темные глаза радостно блеснули на его улыбчивом длинном лице.

— Что угодно, мадам, приказывайте.

— Идите сюда. Говорите тише. Луи, и вы подойдите тоже… Слушайте, Тибо. Я хочу, чтобы сегодня на закате мы покинули Реймс.

— Приказать готовить кортеж, мадам? Будет трудно управиться за день, а впрочем…

— Я же сказала, чтоб вы меня слушали! Я хочу, чтоб мы покинули нынче же Реймс. Вы, я и Людовик. И Плесси, и, может быть, де Молье… И никто больше.

Тибо Шампанский моргнул. У него были очень густые, длинные, загнутые ресницы, кидавшие тени на высокие скулы — от этих ресниц глаза Шампанского Менестреля становились совершенно неотразимы, когда доходило до завоевания дамских сердец. Однако эти же глаза преглупо таращились и мигали, когда их обладатель не мог взять в толк, о чем ему говорят.

— Мы пятеро, мадам? То есть… вы хотите сказать…

— Побег, — сказала Бланка и почувствовала, как ребенок в ней снова толкнулся. — Да, именно это я хочу сказать.

— Но отчего, Господи Иисусе, осмелюсь я спросить?

— Оттого, — сказала Бланка, бросив молниеносный и, как она надеялась, красноречивый взгляд на Луи, — что я боюсь за свою жизнь, а пуще того — за благополучие своего сына. Достаточная ли это причина, чтоб вы поверили мне?

— Разумеется, — неуверенно сказал Тибо. — Но… могу ли я узнать основания для…

— О Боже, вы ведь сами видели Моклерка в соборе — какие вам еще основания! — воскликнула Бланка, и Тибо нахмурился.

— Вы хотите сказать, что…

— Да, да, я хочу сказать, что этот негодяй угрожал мне и пытался давить на моего сына! И я не знаю, что он еще предпримет, когда поймет, что завладеть добычей не так легко, как он рассчитывал. Я не знаю, до чего он способен дойти, а вы знаете, Тибо?

— Знаю, — мрачно сказал тот. — Знаю, мадам. Именно поэтому с вами согласен. Я все сделаю.

— Стойте… нам нужен… дайте мне минутку подумать… да, нам нужен монах.

— Монах? — внезапно спросил Луи, до этого мгновения не проронивший ни слова и лишь молча внимавший матери.

— Да, простой монах, лучше всего нищенствующий брат. Доминиканец или францисканец — я слыхала, их сейчас необычайно много в Реймсе. Найдите мне такого до полудня, Тибо, скажите ему, что мы в опасности и просим божьего заступничества.

— Но отчего бы не попросить епископа Суассонского? Я уверен, он…

— А я уверена, что Моклерк уже имел беседу и с епископом Суассонским, и со всеми прочими прелатами и сеньорами, явившимися на коронацию. Неужели вы думаете, он посмел бы говорить со мной и с Луи таким образом, если б не подготовился как следует? Он уверен, что загнал нас в угол! И, надо отдать должное, это ему почти удалось… Бежать, я хочу бежать отсюда, Тибо, и немедля, иначе я здесь просто умру.

— Нет, матушка, вы не умрете, — твердо сказал Луи, подступая к ней и беря Бланку за руку, которой она не отняла. — Не бойтесь ничего. Я буду с вами. Я всегда сумею вас защитить.

«А я — тебя, дитя мое», — подумала Бланка и сказала:

— Подумайте хорошенько, куда мы можем направиться. Нужен замок или городок в окрестностях, достаточно неприступный и, самое главное, принадлежащий человеку, в чьей верности вы нисколько не сомневаетесь. Есть у вас что-либо на примете?

— Мм, — Тибо закусил губу, — может быть, Монлери? Это около двадцати лиг отсюда. Я не думаю, что в вашем положении дальнее путешествие…