Люди загадочных профессий (сборник) - Иван Муравьёв

– Ты знаешь – начал я – на этот счёт есть гипотеза.

Пьер не повёл и ухом, но (я его знаю) заметно насторожился. Я продолжал.

– С точки зрения квантовой физики, любому объекту может быть присвоено квантовое состояние. Дискретное. Соответственно, возможны и другие состояния, и переходы между ними. Вот представь, сейчас наш мир в состоянии А – а через миг он в состоянии Б. Весь, сразу.

– Это, конечно, всё благородно – протянул задумчиво Пьер – но не объясняет, почему каждый из нас двоих помнил предыдущее состояние. Ведь мы должны были измениться вместе с миром.

– Не объясняет. Но если представить, что в нашем случае был этакий поворот. Мир не просто изменился, он провернулся…

– А я и потом – ты, оказались в центре… Интересная гипотеза. Разве что, весьма умозрительная.

– А вот и не умозрительная! Только я пока не могу объяснить… – я чуть покраснел.

– Скажи мне, милый друг! – Пьер обернулся ко мне. Он улыбался, но взгляд его был серьёзен – С каких это пор ресторанные критики rubjat в квантовой физике?

– Они еще не rubjat – в ответ улыбнулся я – но скоро будут, я надеюсь.

Я знал, на что надеюсь. Знал со вчерашнего дня, когда пришло извещение, что я принят в Сорбонну. Люблю, когда жизнь моя расписана надолго: теперь на шесть ближайших лет. За прошедшие годы я скопил немного денег: хватит, чтобы не отвлекаться от учёбы и заниматься ресторанной критикой по минимуму. Не знаю, чего я достигну на этом пути, новом и неизвестном. Но я буду стремиться.

Веточка, я начал свой поход.

– Ну вот, вашмилость, мы и пришли, – выдохнул хожалый и, снявши картуз, утёр платком выступивший на залысом лбу пот, – Видите, о-он тот каталог, за туманом виднеется.

– Спасибо, Трофим! Ты пока раскладывайся, а я схожу посмотрю на него поближе.

И Коршунов, словно и не добирался до места полдня, скинул с плеч тяжёлый индекс и налегке, раздвигая вымахавшую по пояс кэшку, пошёл напрямик к размытому приземистых очертаний старому маунту.

Маунт, еще энэфэсных времён, стоял, по корневой каталог уйдя в высохший дамп. На литом бутсекторе его еще виднелись неразличимые письмена. Кто и когда оставил его здесь, на границе старого кода? Ясно было одно: люди здесь давным-давно не появлялись. Коршунов, стараясь не шуметь, забрался по изрытому фрагментацией боку на самый верх и вынул из футляра интроскоп. Он тщательно и пристально осмотрел полускрытую туманом цель своего путешествия, время от времени отрываясь и делая пометки в маленьком карманном блокнотике. Несколько раз он хмыкнул, как будто нашёл что-то неожиданное и знакомое. Затем, покончив с осмотром, так же тихо и осторожно спустился с обратной стороны и пошел, вытирая руки, обратно.

Трофим в это время не бездействовал. Он уже вытащил всё необходимое и разметил по секторам площадку, так что Коршунов пришёл как раз вовремя. Вдвоём работа спорилась. Коршунов привычными движениями ставил файрволлы, вязал простые и символьные линки, и тень улыбки бродила по его лицу.

Через два часа уже подусталые путники закончили оборудовать место временного своего жилья и отошли полюбоваться сделанным. Стандартный модуль выглядел прочно и надёжно, как будто не был собран только что, а стоял здесь испокон веку. Трофим даже прикрутил к нему пару найденных поблизости старых доменных имён, отчего модуль обрёл совершенно обжитой вид.

– Этакий приют охотника – улыбнулся Коршунов – Спасибо, Трофим Егорыч.

– Вам за то спасибо – смутился Трофим, не привыкший к величанию, и, чтобы скрыть чувства, поскорее отошёл к архивам с поклажей. Уже оттуда, обернувшись, предложил:

– Сели бы, отдохнули, весь день на ногах. А я пока ужин спроворю.

Пока готовили ужин, пока отдавали ему должное и перетаскивали в модуль свои пожитки, незаметно сгустились тени, померкли краски. Ночь раскинулась, накрыв мир до самого окоёма бархатным чёрным покрывалом. Только видно было, как в неизмеримой вышине мерцают и переливаются проверяемые сектора, да чертят яркий, но краткий свой путь вниз сектора бракованные. Коршунов сидел, смотрел вверх и думал о завтрашнем дне, вдыхая чистый ночной воздух, в который вплетались порой нотки свирепого табака от Трофимовой самокрутки.

– Хорошо, что ты меня сюда привёл. Самое место.

Огонёк самокрутки описал дугу, на секунду разгорелся ярче, осветив отблеском лицо хожалого.

– Видали уж его, вашмилость?

Коршунов нахмурился каким-то своим мыслям и, помолчав, ответил:

– Да нет, пока не видал. Но ты прав: если не здесь его логово, то уж я не знаю, где.

– Так оно… Скрадывать его будете, или облавой пойдём?

– Завтра посмотрим. Следов много будет – можем и скрасть. А если нет – поднимать надо, или приманивать чем. Спим. Завтра спозаранку Ерошка со сворой подойдёт, там посмотрим.

Коршунов проснулся рано утром, до света, оделся и вышел наружу. Ночь уходила, сервера небесные заканчивали профилактику и включались в режим. Всё больше деталей проступало из тьмы, и сама она отступала, терялась в брезжущем свете утра. Трофима не было видно: скорее всего, он затемно ушёл поохотиться на ближнее глюковище. «Не выдержала душа старого охотника» – усмехнулся Коршунов и зашёл обратно поискать, что сготовить на завтрак.

Он только успел состряпать немудрёную яишню на сале и сварить утренний кофе, как из редеющего тумана показался Трофим. Весь пояс его был увешан свежедобытыми глюками, да и мешок был полнёхонек. Трёх самых больших и цветастых он, из простительного охотничьего тщеславия, прицепил к поясу спереди, на обозрение. Выложил добычу рядком на рогожу у входа и, перекрестившись, присоединился к трапезе. Ел чинно, но всё поглядывал на Коршунова. Видно было, что ему не терпится обсказать как прошла охота. Коршунов, как подобает, задал ему вопрос, и рассказ полился рекой. Трофим увлёкся, жестами рук показывая вылетающих там и сям глюков и свои выстрелы. За рассказом и бренчаньем посуды, складываемой для мытья, оба не расслышали появившийся новый звук, лишь только потом Коршунов понял, что это песня. Он вышел наружу, в свет наступившего утра.

…

Ерошка шагал к ним так, как шёл бы, наверное, герой его песни: рассупоненный, откинув голову вверх и устремив взгляд в утреннее небо, сапоги (не из сказочного пенгвина, но всё ж из ладных полигончиков) топтали поникшую за ночь кэшь. Левой рукой он удерживал на сворке трёх поджарых снифферов, а справа на поводке трусил лобастый, свирепого вида плагин.

За Коршуновым зашуршал откидываемый полог-фильтр, выглянул хмурый Трофим:

– Ох, Ерофей, ой, крамольник! Вот прознает урядник про песни твои, будет тебе хакер удалой!