Гиблое место - Дин Кунц

– Потерпи, радость моя, – успокаивал Бобби. – Чего ты хочешь от простых полицейских? Не всем же работать такими темпами, как агентство "Дакота и Дакота".

На Майклсон-драйв было выставлено оцепление. Здесь собралось целых восемь полицейских машин, в том числе автофургоны. В холодной ночи сквозь треск помех дребезжали металлические голоса – это полицейские переговаривались по радио. Один сидел за рулем автомобиля, двое караулили у дверей корпуса, все остальные – не считая оцепления – искали Расмуссена в здании. Тем временем криминалисты фотографировали место происшествия, что-то измеряли, погружали тела убитых в машину.

– А что, если он все-таки удерет с этими дискетами? – тревожилась Джулия.

– Не удерет.

– Я понимаю, почему ты так спокоен. "Кудесник" был разработан на внутренней компьютерной системе, у которой нет выхода за пределы "Декодайна". Но ведь у корпорации есть и другая система, с модемами и прочими причиндалами. Вдруг Расмуссен со своими дискетами догадается ею воспользоваться?

– Это невозможно. Внутренняя система, на которой разработан "Кудесник", отличается от внешней.

– Расмуссен мастак.

– И потом, на ночь внешняя система блокируется.

– Расмуссен мастак, – повторила Джулия. Она по-прежнему прохаживалась взад-вперед. Ссадина на лбу от удара о рулевое колесо больше не кровоточила, но была еще свежей. Джулия вытерла лицо тряпкой, и все же под правым глазом и на подбородке оставались следы крови. Кровь, ссадина… У Бобби прямо сердце сжималось. Страшно подумать, что с ней могло случиться. И с ним тоже.

Однако ссадина и кровь, как ни странно, только подчеркивали ее прелесть: из-за них она выглядела более хрупкой и поэтому была ему еще Дороже. Да, Джулия действительно красавица. Может быть, только на его вкус, ну и пусть. Чужой вкус – он и есть чужой. От влажного ночного воздуха ее пышные каштановые волосы слегка закучерявились и все-таки сохраняли свой обычный блеск. Широко поставленные глаза цветом напоминали полусладкий шоколад, а нежная, от природы смуглая кожа – кофейное мороженое. И как всегда сладко целовать эти пухлые губки! Всякий раз, как Бобби бросал на нее случайный взгляд или думал о ней в ее отсутствие, у него в воображении непременно возникало что-нибудь съестное: каштаны, шоколад, кофе, сливки, сахар, масло. Бобби и сам диву давался, однако понимал, что в этом странном наборе сравнений кроется глубокий смысл: Джулия дает ему жизненные силы, насыщает даже лучше, чем еда.

В конце обсаженной пальмами дорожки, у дверей корпуса, послышался оживленный разговор. Джулия обернулась. Бобби тоже. Полицейский, обыскивавший здание, что-то докладывал охранникам. Один из охранников поманил Бобби и Джулию.

– Нашли-таки этого Расмуссена, – сообщил он. – Хотите с ним повидаться и проверить дискеты?

– Хотим, – ответил Бобби.

– Непременно, – добавила Джулия. Сейчас привычная хрипота в ее голосе звучала не чувственно, а сурово.

То и дело посматривая, не показался ли поблизости ночной полицейский патруль, Фрэнк Поллард переложил пачки денег из сумки на соседнее сиденье. Пятнадцать пачек двадцатидолларовых купюр и одиннадцать стодолларовых. Судя по толщине, в каждой пачке около сотни бумажек. Фрэнк прикинул: всего выходит сто сорок тысяч. Он понятия не имел, что это за деньги, откуда они взялись.

Фрэнк расстегнул "молнию" бокового кармашка на сумке. Еще одна неожиданность. В кармашке лежал бумажник. Ни денег, ни кредитных карточек Фрэнк в нем не обнаружил, зато нашел документы, позволяющие установить личность владельца: карточка социального обеспечения и водительские права, выданные в Калифорнии. Вместе с бумажником был в кармашке и паспорт гражданина Соединенных Штатов. С фотографий на паспорте и на водительских правах смотрел один и тот же человек: круглолицый кареглазый шатен лет тридцати, с оттопыренными ушами, ямочками на щеках и смущенной улыбкой. Тут Фрэнк спохватился, что забыл, как выглядит он сам. Он повернул к себе зеркальце заднего вида. В зеркальце отражалась только часть лица, но сомнений не оставалось: на фотографиях изображен он, Фрэнк Поллард. Однако на документах значилось имя Джеймса Романа!

Фрэнк расстегнул второй кармашек. Еще один паспорт, еще одна карточка социального обеспечения и водительские права, тоже калифорнийские. Снова фотографии Фрэнка. Но документы выданы на имя… Джорджа Фарриса.

Имя Джеймса Романа ничего ему не говорило. О Джордже Фаррисе он тоже не имел представления.

А Фрэнк Поллард, которым он себя почитает, – и вовсе загадка: человек, начисто забывший свое прошлое.

– Ну и вляпался я в историю, – пробормотал Фрэнк. Ему хотелось услышать звук собственного голоса, чтобы хоть так удостовериться, что он человек, а не бесплотный дух, который, вопреки зову смерти, не желает отлетать в мир иной.

Туман окутывал машину, скрывал ночной город за окнами. Жгучее одиночество охватило Фрэнка. Куда податься, у кого искать защиты? У человека без прошлого нет и будущего.

На третьем этаже Бобби и Джулия в сопровождении полицейского по фамилии Макгарт выйти из лифта. В коридоре на сером блестящем линолиуме, прислонившись к стене, сидел Том Расмуссен в наручниках, которые короткой цепью соединялись с ножными кандалами. Том нахохлился и надул губы. Подумать только! Прохвост, который чуть не утащил программу, стоящую десятки, если не сотни миллионов, который без зазрения совести подал из окна сигнал прикончить Бобби, – и вдруг дуется, как мальчишка, только потому, что ему не дали улизнуть. Он сморщил свою крысиную мордочку, выпятил нижнюю губу, а в светло-карих, до желтизны, глазах стояли слезы, как будто он готов разреветься от первого грубого слова. Джулия рассвирепела. Ах, как ей захотелось дать ему в челюсть, чтобы зубы повылетали. Пусть он их проглотит и еще разок пережует свою последнюю жратву.

Найти его оказалось легче легкого: он прятался в стенном шкафу за грудой коробок. Очевидно, когда Джулия на "Тойоте" ринулась в бой, Расмуссен, наблюдавший за нападением из кабинета Аккройда, растерялся. Ее появление спутало все карты. Джулия припарковала машину на стоянке "Декодайна" еще днем; из корпуса разглядеть автомобиль, стоявший в тени лавра, было невозможно. Увидев, как Джулия расправляется с первым автоматчиком, Расмуссен не бросился наутек, так как побоялся, что внизу его поджидает еще кто-нибудь. Потом он услышал вой сирен и понял, что бежать поздно. Оставалось укрыться внутри в надежде, что полиция ограничится поверхностным осмотром и решит, что он уже удрал. Гений по части компьютеров, Расмуссен в острых ситуациях совершенно терял голову, и находчивость, которой он гордился, изменяла ему.

Расмуссена караулили два хорошо вооруженных полицейских. При ослепительно ярком свете, заливающем коридор, вид у них был пренелепейший: угрюмые дюжие молодцы в бронежилетах, поигрывая оружием, стережет дрожащего, сжавшегося в комок человечка, который вот-вот расплачется.