Блудный сын, или Ойкумена. Двадцать лет спустя. Книга 1. Отщепенец - Генри Лайон Олди

Горакша-натх достал узенький нож: таким чистят ногти.

Ученик вздрогнул, когда нож погрузился в его ушную раковину. Натхи носят серьги не в проколотых мочках, как обычные люди. Натхи прорезают ушной хрящ в центре, а эта процедура не из тех, какие легко стерпеть. Гуру резал, ученик страдал. Молодой человек закусил губу, из-под век текли слезы. Губы парня тряслись. Страдания превращались в энергию, энергия пополняла внутренний резерв – будь ученик истинным йогином, достойным серёг, он удержался бы от этого процесса, столь естественного для любого из расы Брамайн, доказав свою особенность и стремление к истинной цели.

– Оṁkār ādināthāya namaḥ…

Целью ордена натхов было бессмертие. Физическое бессмертие, здесь и сейчас, в теле, которое ты получил при рождении. Это означало стать антисом, даже если ты не родился антисом; обрести «большое тело», даже если карма отказала тебе в нем. Карма отказала? Отринь карму! Откажись от признаков, свойственных твоей расе энергетов; вернее, научись управлять этими признаками так, как не умеют твои сорасцы, замыкать и размыкать потоки в самых невообразимых сочетаниях – тратя и накапливая, соблюдая законы и нарушая законы по собственной прихоти. И тогда по воле Рудры Адинатха ты станешь антисом, оставив прах праху, вознесясь столбом чистого света в чёрные небеса.

Ещё никому из натхов это не удалось. Вьяса Горакша-натх собирался стать первым. И если для этого требовалось одарить серьгами тысячу недостойных – пусть будет так. Тысяча недостойных, слепо подчиняющихся гуру – это миллион тонн чепухи, в которой однажды мелькнет золотое зерно. Может быть, оно мелькнет прямо сейчас – Горакша-натх кое-что знал про ученика, который плакал под ножом, знал и надеялся, что после обряда ученик будет в состоянии ответить на кое-какие вопросы.

Парень крепкий, выдержит.

Не только внешним обликом гуру походил на кожаный ремень. Душа его тоже была ремнем, способным не рваться при нагрузках, поддержать штаны в долгом пути или выдрать по заднице строптивое дитя. Когда самому гуру резали уши для серёг, на его лице не дрогнула и жилка, а губы сложились в безмятежную улыбку.

– Тебе больно?

– Оṁkār ādināthāya…

– Хорошо. Теперь второе ухо.

Конечно, больно, согласился гуру, без особого интереса следя, как течет кровь. Очень больно. Отложив нож, он достал серьги – крупные роговые кольца. Рассёк одно кольцо, оттянул концы. Вдел серьгу в кровоточащий разрез, подождал и рассёк, а потом вдел другую. Когда-то, в древности, в разрезы сперва вставляли палочки из дерева ним, спустя неделю – глиняные копии серёг, и только потом – настоящие, из рога. Теперь же в этом не было необходимости: серьги заранее обрабатывались специальным регенерационным составом, стимулирующим верное заживление с фиксацией отверстия.

Не меняя позы, ученик наклонился вперёд и коснулся лбом земли.

– Я принял тебя как сына.

– Вы приняли меня как сына.

– Я отдал тебе лучшее, что имею.

– Вы отдали лучшее, что имеете.

– Теперь скажи мне…

Гуру присел напротив ученика на корточки:

– Чей запрос ты получил три дня назад из Управления научной разведки Ларгитаса?

К чести ученика, офицера, служащего в представительстве антического центра «Велет» на Чайтре, он колебался недолго:

– Запрос поступил от генерал-лейтенанта Юргена ван Цвольфа.

– По обычным каналам?

– Обычным для запросов такого рода.

– Чем интересовался ван Цвольф?

– При нападении стаи флуктуаций на ларгитасский лайнер «Вероника» был обнаружен неопознанный антис, предположительно наш. Спектр нехарактерный, но зафиксированы семьдесят три процента совпадений.

– Идентификация по атласу?

– По атласу Шмеера-Полански антиса идентифицировать не удалось.

– Что ответили из центра?

– «Местонахождение каждого антиса расы Брамайн в указанное Вами время точно известно. Ни одного из них не было в указанном Вами секторе пространства.»

– Антис защищал лайнер? Атаковал лайнер?

– Неизвестно, гуру.

– Твоё мнение?

– Если бы антис защищал лайнер, вряд ли ларгитасцы выслали бы нам запрос. Ситуация штатная, в пояснениях не нуждается. Но нападение… Мне трудно представить антиса, тем более нашего антиса, который атаковал бы «Веронику» во главе стаи флуктуаций.

– Трудно?

– Невозможно.

– Семьдесят три процента совпадений, – задумчиво повторил Горакша-натх. Чёрные глаза его сверкнули и погасли. – Спектр нехарактерный. Ты будешь сообщать мне обо всём, связанном с делом этого удивительного антиса.

– Да, гуру, – кивнул ученик.

Серьги в его ушах слабо качнулись.

Канфата, подумал гуру. Человек с расщепленными ушами. Когда-то так звали йогинов из ордена натхов, желая выразить презрение. Теперь обидное слово вернулось – гуру так звал недостойных носителей серёг, слуг Госпожи Гордыни, которые обменяли ложный статус на безусловное подчинение.

– Переключи страдание в режим накопления.

Напоминание было излишним. Ученик от боли давно забыл об уникальных возможностях йогина, да и не владел ими в полной мере. Его организм с момента первого надреза функционировал в обычном режиме, перекачивая мучения в энергоресурс.

– Хорошо. Молодец.

Слово «хорошо» ничего не значило. Оно всего лишь успокаивало таких, как этот большой и сильный ребёнок. Слово «молодец» тоже ничего не значило. Будь ученик настоящим йогином, он оскорбился бы. Нет, будь ученик настоящим йогином, он пришёл бы за серьгами в положенный срок.

Горакша-натх достал из сумки дезинфицирующий спрей и комплект ватных тампонов. Теперь уже можно тампонировать молодому человеку уши, чтобы кровь не затекла внутрь. Теперь ученику уже не надо слышать вопросы гуру. Всё будет в порядке, подумал гуру. Мы, брамайны, девятикратно страдаем от всего на свете, в сравнении с иными расами Ойкумены – но, превращая страдание в энергию, исцеляемся мы тоже в девять раз быстрее.

– Твой кундалини проснулся, – сказал гуру, зная, что лжёт, и не испытывая угрызений совести. Если однажды цель будет достигнута, вся ложь мира обратится в молоко и мёд. – Огненный змей восстал, космическая энергия вьёт кольца в тебе.

– Во мне, – эхом повторил ученик.

Внизу текла река, горькая как желчь.

V

– Позвольте, угадаю, сэр, – сказал Бреслау.

Получив приглашение садиться, он опустился в кресло. В этом кресле все подчиненные чувствовали себя агнцами перед закланием, даже если не знали за собой никаких провинностей. Все подчинённые, но только не Бреслау.