Друид - Клауде Куени

Ванда! Ты даже не представляешь себе, каким мучениям подвергал меня дядюшка Кельтилл после своего возвращения! Какие боли приходилось мне терпеть! Раньше я спокойно лежал под своим дубом и ел ягоды, которые приносили мои друзья и подруги, возвращаясь из леса. И вдруг на мою голову свалился этот Кельтилл! Я его совершенно не знал, он же, в свою очередь, утверждал, будто он мой дядя. Знаешь, что он делал, пытаясь научить меня ходить? Он вставал передо мной на колени, хватал меня за обе ноги и начинал сгибать и выпрямлять их в бешеном ритме, словно свихнувшийся гребец на галерах! На нашем дворе все потешались, считая такие усилия бесполезными. Какой от них мог быть толк, если сам я был не в состоянии пошевелить своей левой ногой? Может быть, Кельтилл собирался всю жизнь ползать следом за мной на четвереньках и передвигать больную ногу? Или, возможно, он хотел прикрепить к моему бедру деревянное колесо, обитое железными полосами? Но дядюшка не сдавался, и через год таких упражнений я, ко всеобщему удивлению, смог без посторонней помощи согнуть левую ногу в колене. Это казалось настоящим чудом! Но Кельтиллу этого было мало. Ты можешь себе представить?! Я мог самостоятельно согнуть свою левую ногу и не верил своему счастью, а этот сумасшедший центурион-мучитель решил во что бы то ни стало добиться большего! Он взял меня под руки, поставил на обе ноги и отпустил. Я рухнул на землю, словно подкошенный. Другие люди, когда теряют равновесие, могут смягчить падение, согнув ноги и выставив руки. Мое же падение больше напоминало падение безжизненной и неспособной двигаться мраморной колонны. Подняв к дядюшке Кельтиллу перемазанное кровью лицо, я от всей души надеялся, что он наконец-то сжалится надо мной и прекратит эти издевательства. О, как же я ошибался! Вместо этого он научил меня правильно падать… А потом продолжил мое обучение, словно мы жили не в обычной кельтской деревушке, а в школе гладиаторов в Капуе.

Моим самым заветным желанием тогда было узнать, из каких трав составили зелье, отправившее друида Фумига к праотцам, чтобы сварить точно такую же отраву и подлить в вино дядюшке Кельтиллу. Я ненавидел его и всей душой желал ему немедленно умереть мучительной смертью. Где же справедливость? У нас, кельтов, так много богов, но никто из них даже не думал сжалиться надо мной. Почему мои родные отец и мать умерли, а этот живодер выжил? В то время мне приходилось очень нелегко, я даже подумывал о том, чтобы начать молиться другим богам, отвернувшись от наших, кельтских. Кельтилл не собирался сдаваться. Он обвязал мое колено куском меха, надел мне на голову шлем из плотной кожи и вновь поставил меня на ноги. Я шатался, словно залпом выпил бронзовый котелок неразбавленного вина, смешанного с живицей. Если я проходил мимо горящего костра, то сидевшие вокруг него люди тут же старались убрать горшки подальше. Можно было подумать, что все гончары к югу от изгиба Ренуса платили мне за то, что я учился ходить. Где бы я ни появился, глиняные сосуды и миски превращались в черепки. А каждый раз, когда я падал, этот чокнутый работорговец говорил мне: «Корисиос, ты можешь падать — в этом нет ничего зазорного. Но ты ни в коем случае не должен сдаваться и лежать пластом». Что мне оставалось делать? Я вставал вновь и вновь, жителей нашего селения мое появление приводило в ужас. Сам себе я казался живущим в Северном море страшным чудовищем, о котором сложено столько легенд. Хуже всего я чувствовал себя, если на моем пути встречалась какая-нибудь девушка. Если я терял равновесие, то пытался схватиться руками хоть за что-нибудь. Инстинктивно. И нередко получалось так, что я хватался за оборку платья и, падая, невольно срывал его. Остальные мальчишки завидовали мне. Ни одному из них не удавалось так часто, как мне, бывать в обществе привлекательных девушек, раздетых донага.

Ванда тихо засмеялась.

— Вот видишь, Ванда! — воскликнул я, не скрывая своей радости. — Я же говорил тебе, что могу рассмешить любого!

Мне еще ни разу не приходилось видеть ее смеющейся. Звонкий смех и ослепительной белизны зубы буквально лишили меня дара речи. Мой рассказ развеселил Ванду так, что она, смеясь, слегка запрокинула голову и приоткрыла губы, которые, казалось, ждали страстного поцелуя. Но мне вовремя удалось овладеть собой. Как ни крути, она была всего лишь рабыней, даже несмотря на то, что ее платье украшали такие дорогие застежки.

— Что было дальше, ты знаешь. Сначала появилась ты, потом — Люсия.

Люсия едва слышно зарычала — этот звук очень напоминал глухое довольное урчание кошки. Я уверен, что она все прекрасно понимала и знала, когда мы начинали говорить о ней. Просто люди недооценивают собак. Ванда нежно погладила Люсию по голове и ошупала ее мягкие, длинные уши, покрытые черной шерстью.

— Знаешь, Ванда, мне кажется, что именно дядюшка Кельтилл сделал все возможное, чтобы Люсия попала ко мне в руки. Сейчас я начинаю понемногу понимать: он старается спланировать мою жизнь, словно это какой-нибудь военный поход. Вот почему он так сильно беспокоится обо мне сейчас. Кельтилл понимает: он больше не может оставаться полководцем моего похода длиною в жизнь. Но в следующей жизни он наверняка будет одним из моих самых лучших клиентов.

Ванда, похоже, не обратила никакого внимания на мои последние слова. Она скорчила такую мину, словно ей, несчастной рабыне, лишь с трудом удавалось терпеть нудные рассуждения своего хозяина, и вновь задала вопрос:

— Как ты думаешь, господин, кто тебе помог? Кельтилл или боги? Или, может быть, боги сохранили жизнь твоему дядюшке, чтобы он имел возможность помочь тебе?

— Ванда, с каких это пор ты начала интересоваться нашими богами?! Неужели ты недовольна теми, в которых веришь сама?

Конечно же, германская рабыня вряд ли могла утверждать, что боги благоволят к ней. Ванда отвернулась от меня и сосредоточенно взглянула вдаль. Она определенно что-то видела. Я внимательно осматривал долину и окружающие холмы в надежде заметить хоть что-то необычное, но так ничего и не рассмотрел. Тем не менее меня не покидало неприятное чувство смутной тревоги. Я знал: внизу кто-то или что-то подбирается к нашему селению. Я вновь скорее почувствовал, чем услышал это странное потрескивание. У меня уже не оставалось ни малейшего сомнения… Что-то должно произойти. Уверенность эта была такой же твердой, как в тот день, когда умер друид Фумиг, которому я желал смерти. Я просто знал, что он отправится к праотцам. Порой мне в самом деле удавалось предвидеть будущее. А иногда получалось так, что происходило нечто совершенно незначительное, но я чувствовал: именно это событие сыграет очень важную роль в будущем.

— Идем назад, в деревню, — сказал я.

Ванда молча кивнула. Так, словно хотела сказать: «Да, я тоже видела это». Но я, к сожалению, так ничего и не заметил. Она чувствовала мое нарастающее беспокойство, но никоим образом не показывала этого. Ванда ловко соскользнула вниз по камню, затем взяла меня за ногу и подтянула к самому краю. Мне совсем не нравилось, когда со мной обходились подобным образом и таскали, словно бревно. Но как я мог отучить свою рабыню от этой привычки?

Не сопротивляясь, я позволил стащить себя вниз. Ванда протянула руки и обняла меня за бедра, чтобы помочь спуститься. Едва почувствовав под ногами землю, я повернулся к ней. Лицо Ванды было так близко, что я смог ощутить на своей коже ее дыхание.