Собака Пес - Даниэль Пеннак
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Дайте мне туриста, в клочья разорву!
– К мэру туристов!
Но, перекрывая весь этот лай и вой, в ушах стоял только один звук – вопль, вылетавший из маленького рыжего солнца:
– ХОЧУ СОБАКУ!
– Ну не кричи ты так, будет тебе собака, – рокотал гигантский рак.
– Смотри, моя куколка, видишь, сколько тут собачек? – скрипела репа с цветочками.
– ХОЧУ СОБАКУ!
– Ну да, да, мы поняли. Сейчас папа с мамой выберут…
– НЕТ! САМА ВЫБЕРУ!
– Конечно, конечно, сама выберешь. Вот, смотри, как тебе эта, например? Совсем почти пудель…
– НЕ ХОЧУ ПУДЕЛЯ!
Эти вопли, от которых собаки сперва было оцепенели, теперь приводили их в неистовство. Некоторые кидались на решётку, другие шарахались об стены, все лаяли наперебой:
– Хватит!
– Заткните её!
– Долой!
– Прекратите пытку!
– Вырубите звук!
– Уберите девчонку!
Но, перекрывая все:
– НЕ ХОЧУ ФОКСТЕРЬЕРА!
Только Лохматый и Пёс хранили молчание. Вопли крохотного рыжего солнца резали им слух, и они не могли удержаться, чтоб не скрежетать зубами; но они молчали. Они смотрели на приближающееся трио, и Пёс, сам того не замечая, забивался все глубже между лапами Лохматого.
А потом, как-то вдруг, они оказались тут. Прямо перед клеткой.
– ХОЧУ ВОТ ЭТУ!
– Вот эту лохматую овчарку? – воскликнула цветастая репа. – Что ж, неплохая мысль. Красивая собака. Как по-твоему, дорогой?
– Всё равно кого, хоть жирафа, только бы это кончилось, – отвечал суперрак, глядя в другую сторону.
– НЕТ, НЕ ЭТУ, ВОТ ЭТУ!
Маленький вздрагивающий пальчик указывал на Пса.
– ЧТО? ВОТ ЭТУ ГАДОСТЬ? – вскричала цветастая репа.
– ДА, ЭТУ!
– НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ!
– ЭТУ! ХОЧУ ЭТУ!
– НИ ЗА ЧТО!
В ярости голос цветастой репы достиг не меньшей убойной силы, чем голос её дочери. Но Пёс ничего больше не слышал. Он отвернулся и, уткнувшись в брюхо Лохматого, лихорадочно твердил сквозь зубы:
– Нет, нет, не хочу, я хочу с тобой, я с тобой не расстанусь… не давай им меня забрать…
– Не дури, – сказал Лохматый, пытаясь скрыть волнение, – это твой единственный шанс, не упускай его.
– Ну и что, всё равно я тебя не покину! – крикнул Пёс.
И вдруг бросился на решётку, грозно оскалив мелкие зубки, словно собираясь сожрать этих троих.
– ДА ОН ЕЩЁ И КУСАЧИЙ! – завизжала репа, отскакивая назад.
– КЛАСС! КЛАСС! КУСАЧИЙ! ХОЧУ ЗЛУЮ СОБАКУ! ВОТ ЭТУ ХОЧУ!
Вот. Так его и забрали. Кошмарное рыжее солнышко стояло насмерть, несмотря на нервный приступ мертвенно бледной репы. Призовой омар, тоже на грани нервного срыва, добавил от себя:
– Да пусть берет эту собаку, какого чёрта! А то ещё устроит нам опять голодовку.
Клетка открылась. Директор с гуманным выражением лица протянул руку. Пёс упёрся всеми лапами и ощерил все зубы. Но Лохматый сам выпихнул его наружу. Одним тычком морды. Тогда Пёс перестал сопротивляться. Он тихо плакал на руках у рыжего солнышка, внезапно превратившегося в милую, ласковую девочку, которая гладила его, повторяя:
– МОЯ собака, это МОЯ собака. МОЯ, МОЯ.
Пёс был слишком поглощён горем, чтоб уловить то, что должно было бы насторожить его в этих словах. Он просто плакал. И ему казалось, что так он и будет плакать всю оставшуюся жизнь. Не переставая. Но горе – странная штука. Даже в самом глубоком горе мы замечаем всякие вещи, не имеющие к нему никакого отношения. Вот так, не переставая плакать, думая только о том, что расстаётся с Лохматым навсегда, Пёс заметил, что от девочки пахнет яблоками. Странно, тем более, что для яблок ещё не сезон. Но Псу предстояло скоро узнать: для его новой хозяйки не существовало ни времён года, ни времени суток. Если она чего-то хотела, она получала это тут же. Видимо, сегодня днём она захотела яблок(*1). А вечером – собаку.
Двустворчатые ворота распахнулись настежь. Трое туристов двинулись к выходу под лай и вой обезумевших собак. И вдруг на приёмник упала чёрная тень. Лай как отрезало. Из-под тени дохнуло ветром Настоящего Страха.
На этом месте Пёс всегда просыпается. Чёрный фургон. И последний взгляд Лохматого. Пёс открывает глаза. Он проснулся от собственного воя. На этот раз Пом тоже просыпается.
Не от голоса Пса, нет. Её разбудило что-то вроде внутреннего сигнала: «Проснись! Псу плохо!»
Она выскакивает из комнаты. Бежит в кухню. Обнимает Пса, который дрожит всем телом. Босая на кафельном полу, хоть это и не положено. Хоть это и не разрешается, она уносит Пса в свою комнату. Хоть это и строжайше запрещено, кладёт его с собой в постель. И шепчет, шепчет ему на ухо. Ласково-ласково. Долго-долго.
– Опять кошмар? Не бойся. Пёс, я с тобой. Я тебя никогда не брошу. Никогда!
И так – пока Пёс не уснёт, совсем успокоившись. И в то же время гордясь собой. Да, гордясь, потому что он думает: «Чёрная Морда и Лохматый были бы мной довольны: Пом – хорошая хозяйка. Я хорошо её воспитал!»
Однако это было нелегко…
Да уж! Прямо-таки ох как нелегко!
Конечно, поначалу всё было очень хорошо. Пом решила утешить Пса, который плакал с утра до вечера. А уж если Пом что-нибудь решала…
Она не отходила от Пса. Она прижимала его к груди и что-то ему нашёптывала. Голос у неё был теперь совсем не такой, как в приёмнике. Теперь это был укромный голос. От него Псу казалось, что сам он – внутри Пом. Это трудно объяснить. Ощущение было такое, будто слова Пом окутывают его тёплым воркующим одеялом.
Мало-помалу он перестал плакать. Пом повела его на пляж. Он гонялся за чайками.
– Ты только погляди на этого олуха, – гоготал Потный, – ну куда ему поймать чайку, а ведь так и будет весь век за ними гоняться! Глупые всё-таки твари собаки…
После чего Потный вставал и сам принимался бегать. Ни за кем, просто так. Бегал, приседал, руки в стороны, вдох – выдох, потом опять бегал и т.д. И так часами. А потом снова растягивался около Перечницы, очень довольный собой. (Непостижимо!)
– Опять ты весь взмок, – выговаривала ему Перечница.
И правда: он никогда не купался, а всё время был мокрый с ног до головы.
– Надо поддерживать форму! – отвечал он и старался достать головой до колен.
