Дикий барин в диком поле (сборник) - Джон Шемякин

– Снимай с него сапоги – они будут поплавками! – скомандовал он, и я, как под гипнозом, начал, по-петлюровски взрыкивая, стаскивать с впадающего в беспамятство банковского сотрудника резиновые сапоги, надувать их и запихивать за б-чевский ремень подошвами вверх.

– Понимаешь ли, Федюнин, что мы с тобой распинаем иудея?! – спросил я максимально громко и добродушно, на тот случай, если бы за нами подглядывали. Понятно, что, услышав такое, к нам могли бы броситься толпы спасителей и сочувствующих, но в тот миг мы были очень одиноки.

Спуск на воду Б-ча прошёл в несколько этапов. Сначала мы подводили его к воде и опрокидывали лицом вверх в хладные волны, но он начинал захлёбываться и орать. Потом мы спускали его ногами вперёд, но он норовил перевернуться вверх килем, забрызгивая наши азартные лица прибрежной тиной.

Наконец решение было найдено, и первым в воду вошёл я, спиной вперёд, сжимая кедами лицо Б-ча. Сам распятый Б-ч раскинул руки вдоль продетой сквозь него палки и не дышал, держа в зубах ранец, а Федюнин замыкал наш конвой, забросив ноги Б-ча себе на плечи и отталкиваясь мощными рывками олимпийского брасса.

В таком состоянии нас и застигли какие-то совершенно левые местные грибники с корзинами, маслятами, опятами и прочей ерундой.

Говорят, что двое очевидцев сразу чокнулись. А третий рехнулся спустя три дня, уже в больнице, под капельницей психотропной.

Что можно сказать девушке на кладбище?

В принципе, немногое.

Подстригаю траву на семейной могиле. И тут из-за соседней могилы поднимается незнакомая девушка. Я сразу обратил внимание, что незнакомая.

Слез с дерева. Поднял ножницы. Думаю, ну что ж – вот твоя последняя кадриль, Джон. А если повезёт, то и твоё, могильная упыриха, финальное танго.

– Вы испугались? – девушка спрашивает.

– Не знаю пока… – отвечаю честно. – Как сложится беседа.

– Не бойтесь, – говорит девушка из-за могилы, – я тут бываю нечасто, просто приезжаю к своим и ложусь рядом.

– Похвально, – отвечаю.

А что ещё тут скажешь-то?

– А вы тут часто бываете? – спрашивает девушка.

– Мы, нищие, – говорю, – обязаны следовать религиозному календарю. Бываю часто.

Специально про религию ввернул. Мол, знаем, что и как, если что.

– Здесь очень хорошо думается, – говорит девушка.

– Ещё бы, – эхом отзываюсь, – тут как в жизни: лежишь с одними, думаешь о других, а хорошо только тебе.

– Вы только охранникам не говорите, а то они почему-то возражают.

– Не представляю даже почему, – отвечаю, – не представляю!

– Меня зовут Оксана, – говорит замогильная моя.

– А меня… – тут я отчего-то замешкался. – Игорь Павлович.

Просто подумал, что «Джон» прозвучит в этой ситуации неискренне. Это как в очереди к дерматологу: меня – Оксана! – А меня – дон Эстебан Франсиско-и-Вега Коварубио, вице-король Перу!

– А фамилия Воскресенский, – добавил.

Тоже со смыслом. Редко что делаю в беспамятстве, кроме важных вещей биографического плана.

– Вам воду принести? Мне не трудно, – предлагает замогильная собеседница.

– Водички было бы неплохо, да, – шепчу, – водички. Для Игоря Павловича.

Ушла куда-то.

Я ещё ножницами пощёлкал, но сосредоточиться уже невозможно, понятно. И главное – муравьи же кругом страшенные, все ноги мне изгрызли. Как она-то тут, думаю, возлежала? Меж холмов-то горестных?

Не дождался.

На кладбище появились новые услуги: лифт, плакальщицы и услуги церемониймейстера.

Церемониймейстера можно выбрать из предложенного списка с фотокарточками. Мне все очень понравились. У каждого церемониймейстера свой слоган. Мне особо понравился «Горе надо пережить всем вместе».

Не забыть написать в завещании, чтобы меня, когда настанет пора, закатали в рулон целлофана и выкинули в канализацию в первое же полнолуние.

Дядя мой был одержим идеей дышать полной грудью ветром странствий и получать за это огромные, даже шальные деньги.

Именно от него я услышал чарующие термины «подъёмные» и «по аккредитиву».

Кем он только не работал, в каких только зарплатных ведомостях не значился! Трудовая книжка у дяди была толщиной с колхозный локоть. А паспорт, если его брали за уголок, морщинисто перегибался и свешивался к земле. Между страниц паспорта лежали соль, песок и фотографии довольно толстых женщин.

Когда мы узнали, что он устроился работать инженером у фокусника Кио, который второй месяц аншлагово гастролировал у нас в городе, то удивились не очень сильно.

Сильно мы удивились, когда дядю в составе проверенной цирковой труппы взяли в зарубежную поездку. Вот лично я на месте пограничника, увидевшего в окошке паспортного контроля лицо дяди, нажал бы ногами несколько тревожных кнопок одновременно. А руками попытался бы не выпускать обратно просунувшееся в паспортное окошко дядюшкино лицо. Наверняка я бы при этом ещё рычал: «Врёшь, не уйдёшь, не доводи до греха» и тому подобное.

Такая была у дяди особенная физиономия. Она как бы просила заиндевевший конвой немедленно открыть огонь на поражение. Очень опасное лицо было у дяди.

Пошли мы с ним один раз в зоопарк. Дядя тогда только вернулся с плавучей рыбозаготовительной фабрики в Тихом океане и радовался открывшейся возможности ходить по земле. Я смотрел на размножение обезьянок и остро сопереживал процедуре, а остальные зоопарковые посетители, позабыв про приматов и мороженое, смотрели на моего дядю.

А ему это всё было безразлично. Себе цену он знал, держал себя весомо, носил нейлоновые рубашки с пышными бакенбардами и умел нравиться продавщицам. Большего ему и не надо было. Он практический был человек, материалистического направления. Романтика без подъёмных казалась ему глупостью.

Так вот, во время поездки в Венгрию дяде поручили наблюдать за семьёй злобных маленьких людей (их раньше называли лилипутами).

Семья пьющих лилипутов мне очень понравилась. Семьей я их называю из-за невозможности подобрать другое определение. Стая – грубо, банда – некорректно. Семья.

Лилипуты группой жили в одном гостиничном номере. Так за ними было удобнее следить администрации. На ночь лилипутов запирали на ключ.

Гостиница «Волга» была постоянно переполнена командировочными. А командировочный – лёгкая добыча для сотрудников гостиницы и уж тем более для участников цирковых иллюзий.

Во-первых, по вечерам командировочные редко бывали трезвыми и тосковали. Повальная игра в карты, поиск телесных развлечений по этажам, алкоголизм и драки. Лилипуты активно пользовались этой питательной гостиничной средой. Работая у Кио, они прекрасно играли в карты, практикуя отлаженный командный стиль. Это когда один умело тасует, второй умело кидает маячки, третий может отвлекать внимание, а четвёртый стоит на стрёме. С таким подходом лилипуты могли бы выигрывать в шахматы у Карпова и Полугаевского. Но в шахматы, конечно, не так интересно: много рутинного, затратного по времени, и потом, попробуйте спрятать на себе третьего ферзя, а затем ловко ввести его в игру, сдувая табачные крошки с доски, – это хлопотно. В карты им было интересней, веселей и выгодней.