Остров. Тайна Софии - Виктория Хислоп

– Герасимо был… прокаженным? – спросила крайне удивленная Алексис.

Несомненно, это объясняло его желание поменьше находиться на острове. Девушку охватило любопытство.

– Скажите, а ваша жена когда-нибудь плавала на остров?

– Много раз, – ответил Стефанос. – Она знает о нем больше, чем кто-либо здесь.

В таверну зашли посетители, и грек поднялся, чтобы указать им места и подать меню. Солнце уже ушло за горизонт, и небо приобрело насыщенный розовый оттенок. В остывающем на глазах воздухе порхали и стремительно пикировали ласточки, ловившие насекомых. Алексис казалось, что после ее отъезда из Ханьи прошла целая вечность. Она съела все, что принес Стефанос, но по-прежнему испытывала чувство голода.

Она как раз раздумывала, стоит ли зайти в кухню и выбрать что-нибудь еще – такое поведение посетителей считалось на Крите вполне нормальным, – когда пожилая женщина принесла основное блюдо.

– Это приготовлено из сегодняшнего улова, – сообщила она, ставя на столик овальный поднос. – Мы называем эту рыбу «барбуни», а по-английски она, кажется, зовется барабулькой. Надеюсь, я приготовила ее именно так, как вам нравится, – слегка обжарила с зеленью в небольшом количестве оливкового масла.

Алексис была поражена – и не столько замечательным видом блюда или мягким, почти без акцента английским женщины, сколько ее красотой. Она не раз слышала слова «ее лицо позвало в путь тысячу кораблей», и сейчас перед ней стояла живая иллюстрация к старинному выражению.

– Спасибо, – наконец сказала она. – Выглядит очень аппетитно.

Казалось, женщина собиралась отойти, но потом заметила:

– Муж говорил, что вы спрашивали меня.

Алексис в очередной раз удивилась: мать сказала, что Фотини за семьдесят, но женщина, стоявшая перед ней, была очень стройной, на ее лице почти не было морщин, а волосы, собранные в пучок на макушке, все еще имели цвет спелого каштана. Она ничуть не была похожа на старуху, которую ожидала увидеть девушка.

– Но разве вы… Фотини Даварас? – неуверенно проговорила Алексис, поднимаясь.

– Да, это я, – спокойно заверила ее женщина.

– У меня для вас письмо, – приходя в себя, сообщила Алексис. – Его написала моя мать, София Филдинг.

Лицо Фотини Даварас осветилось радостной улыбкой.

– Так ты дочь Софии? Но это же замечательно. Как она? Надеюсь, все хорошо?

Фотини взяла протянутое письмо так, как будто это было сокровище, и прижала конверт к груди с таким видом, словно это была сама София.

– Как я рада! – продолжала она. – От нее не было вестей вот уже несколько лет, со времен смерти ее тети. Раньше она писала мне каждый месяц, но потом почему-то перестала. Я очень волновалась из-за того, что на мои последние письма не было ответа.

Все услышанное было для Алексис внове: она понятия не имела, что мать регулярно отправляла на Крит письма и получала ответы.

«Очень странно, что за все эти годы я ни разу и не увидела письма с греческой маркой, – подумала девушка. – Я наверняка обратила бы на него внимание».

Будучи «жаворонком», она почти всегда сама забирала письма из-под коврика у входной двери. Все говорило о том, что мать старательно скрывала свою переписку с Фотини.

Обняв Алексис за плечи, Фотини всматривалась в ее лицо миндалевидными глазами:

– Дай-ка я взгляну… Да, ты очень похожа на нее. А еще больше – на бедняжку Анну.

Анну? Сколько Алексис ни пыталась узнать хоть что-то о воспитавших Софию дяде и тете с фотографии, мать ни разу не произносила этого имени.

– Твою бабушку, мать Софии, – быстро добавила Фотини, обратив внимание на удивленное выражение лица Алексис.

По спине девушки пробежал холодок: получалось, мать была даже более скрытной, чем она считала до этого! Стоя в сгущающихся сумерках над краем чернильно-черного моря, она сказала себе, что говорит с человеком, который вполне мог бы ответить на многие вопросы.

– Ну что же ты, садись! – воскликнула Фотини. – Ты обязательно должна попробовать барбуни.

Аппетит у Алексис почти пропал, но она решила, что было бы невежливо отказываться. Они сели за столик.

И хотя Алексис изнывала от желания задать Фотини все мучившие ее вопросы, она заставила себя терпеливо отвечать на дотошные расспросы женщины. Фотини Даварас хотела знать, как дела у матери, довольна ли она жизнью, какой человек ее отец, почему она решила приехать на Крит…

От пожилой женщины веяло теплом, как от летней ночи, и Алексис поймала себя на том, что рассказывает все без утайки. По возрасту Фотини годилась ей в бабушки, но в представлении Алексис бабушка должна была держаться совсем не так. Более того, Фотини Даварас была прямой противоположностью той согбенной старушки в черном, которую она себе представляла, когда мать передавала ей письмо. Интерес Фотини к жизни Алексис казался вполне искренним, и девушка подумала, что уже давно ни с кем так не говорила – если вообще говорила когда-нибудь. Куратор в университете иногда выслушивал ее с очень внимательным видом, но в глубине души она понимала: он делает это лишь потому, что ему за это платят. А Фотини Даварас она открыла душу сразу и безоговорочно.

– Мать всегда делала тайну из своего детства и юности, – сказала она. – Я знала только, что она родилась где-то здесь и что ее воспитывали дядя и тетя, а также то, что в восемнадцать лет она уехала с Крита, чтобы никогда больше туда не возвращаться.

– И это все? – спросила Фотини. – Больше София тебе ничего не рассказывала?

– Да, больше ничего. Я приехала на Крит еще и поэтому: мне хотелось узнать о своих корнях побольше. И мне интересно, почему она так решительно оставила свое прошлое в прошлом.

– Но почему тебе захотелось этого только теперь? – поинтересовалась Фотини.

– Причин много, – ответила Алексис, опустив взгляд в тарелку. – Но главная из них связана с моим парнем. Лишь недавно я осознала, как повезло матери, что она встретила отца, – прежде мне казалось, что их отношения самые обычные.

– Я рада, что они счастливы вместе. Этот союз в свое время удивил нас всех, но когда мы увидели, что их семейная жизнь складывается просто отлично, то уже не беспокоились о ней.

– Странно все это, правда? Я почти ничего не знаю о матери. Она никогда не рассказывает о своем детстве, о годах, проведенных здесь…

– Правда? – вставила Фотини.

– У меня такое чувство, – продолжала Алексис, – что то, что я узнаю о матери, может помочь мне в жизни. Ей повезло познакомиться с таким замечательным человеком, как отец, но как она поняла, что он – именно то, что ей нужно? Мы с Эдом вместе вот уже более пяти лет, но я до сих пор не уверена, что нам стоит встречаться.

Это высказывание было несвойственно обычно прагматичной Алексис. Более того, девушка осознавала, что оно могло прозвучать довольно туманно, даже странно, ведь она познакомилась с Фотини менее двух часов назад. Да и вообще, с чего она взяла, что пожилую гречанку заинтересуют подробности ее личной жизни, – даже если Фотини очень добросердечный и отзывчивый человек?