Сергей Иосифович Гессен - Коллектив авторов

соратники по журналу «Логос» Ф. А. Степун, Б. В. Яковенко, В. Е. Сеземанн, а между тем именно его Г Риккерт в связи с замыслом журнала называет «душой всего предприятия»[43], а среди неокантианцев он, по оценке В. В. Зеньковского, «самый яркий» представитель трансцендентализма в России, который, «несомненно, обладает большим философским дарованием – честность мысли, законченность формулировок, постоянное тяготение к систематике понятий»[44]. Они выделяют и отличают его философствование от литературности Степуна и схоластичности Яковенко.

Эпиграфом к своим мемуарам «Мое жизнеописание» Гессен выносит фразу из «Эннеад» Вергилия: «Если б Юпитер возвратил мне прошедшие годы». Однако, обращаясь к его наследию, многогранность которого во многом вызвана необходимостью откликаться на вызовы времени, в которое ему довелось жить, времени расцвета русской культуры Серебряного века и катастроф: двух мировых войн и революций, более понятным для нас его творчество делают слова, которые он, по воспоминаниям А. Валицкого, любил в различных ситуациях повторять, цитируя стихотворение Ф. И. Тютчева «Цицерон» и «особенно восхищаясь последними строками»[45]:

Счастлив, кто посетил сей мир

В его минуты роковые —

Его призвали всеблагие,

Как собеседника на пир;

Он их высоких зрелищ зритель,

Он в их совет допущен был,

И заживо как небожитель,

Из чаши их бесмертье пил!

Особенно первые четыре строки наиболее точно выражают, на наш взгляд, как мироощущение, так и жизненную позицию самого Гессена – собеседника и зрителя. Это подтверждается и высокой его оценкой творчества А. И. Герцена, причисляемого им к таким представителям культуры и индивидуальностям, которые «своим участием… не определили ни одного большого события политической или социальной жизни, не основали никакой религиозной секты, ни в одном конкретном деле… не реализовали свою личность. <…> История отвела им горькую, но внутренне богатую судьбу странствующих созерцателей, носителей духа времени»[46]. Личность Герцена, его судьба, о которой Гессен пишет еще в 1908 г. и которую он понимает как мессианскую, окажутся пророческими и для самого Гессена.

Он мог бы быть скорее идейным последователем журнала «Вехи», поскольку стремился объединить в одну концепцию темы более прикладного характера, затронутые его авторами, в первую очередь о личности, а также философии хозяйства, права, общества, образования, то есть культуры, которые не очень интересуют его соратников по журналу «Логос», выступивших общим фронтом под знаменем «научной философии». Логосовцев в первую очередь связывает неокантианство, расширенное иррационализмом через интуицию и «переживание», так со Степуном Гессена связывает повышенный интерес к индивидуальности, к свободе и творческой деятельности, а с Яковенко – методологическая разработка гносеологии. Но уже здесь проявляется и их своеобразие: у Гессена в стремлении укрепить объективность индивидуальной причинности и истории, у Степуна – уклон к осмыслению оформленности культуры творчеством, а у Яковенко – это ярко выраженный критицизм и трансцендентализм в гносеологии.

Основным проблемным полем философской рефлексии для Гессена является социальная (не историческая и не культурная) реальность, а именно отношение личности и общества. Первые философские работы Гессена посвящены доктрине прогресса у М. Ж. А. Н. Кондорсе и у О. Конта, анализу политических взглядов жирондистов, Герцену, которого он представляет мессией новой социалистической идеи и жизни. В диссертационном исследовании Гессен, хотя и отдалится от непосредственно социально-политической проблематики, но будет анализировать индивидуальное бытие, ссылаясь при этом на социологические работы Г. Зиммеля. Основные положения диссертации об индивидуальной причинности разрабатываются им, вслед за Г. Риккертом, не с точки зрения детерминированности, присущей наукам о природе, а причинности, применимой к историческому знанию. Эта методологическая установка у Гессена составляет основу теоретизации социальной реальности и впоследствии послужит разделению методов познания на монистический и плюралистический, которые несколько позднее будут дополнены гетерологическим методом, опять же заимствованным им у Риккерта.

По словам В. В. Зеньковского, у Гессена «имеется целый ряд интересных построений в области антропологии», и, более того, по его мнению, «Гессен яснее и острее других выразил позицию трансцендентализма в сфере антропологии»[47]. Суть трансцендентализма четко сформулировал соратник Гессена Степун: «Что же, в сущности, сделал Кант? Говоря кратко, он превратил трансцендентное в трансцендентальное, он переложил горизонт философии так, что абсолютное осталось как бы за ее горизонтом. (Этим своим шагом он решительно ушел от рационализма, ибо окончательно изъял абсолютное из ряда рационально познаваемых предметов.) (курсив мой. – Ю. М)»[48]. В соответствии с таким видением Канта проясняется и формулировка Зеньковским вопроса, который становится «основным и решающим» для «русских защитников трансцендентализма, с общей в русской мысли склонностью к персонализму»: «Как построить понятие личности (как понятие центральное для этики) – на основе трансцендентализма? Ведь невозможно отвергать того, что в линиях трансцендентализма мы движемся в сторону имперсонализма: все “ценное”в личности превосходит ее и должно быть связываемо с трансцендентальной “сферой”»[49], а не с трансцендентной. Таким образом, все познаваемое, понятийно выразимое, а, следовательно, общее, остается в пределах бесконечного трансцендентального построения категорий, а трансцендентное – рационально невыразимо и доступно только индивидуальному переживанию. По мнению Зеньковского, Гессен предлагает «наиболее сильное» решение, стремясь трансцендентально обосновать и тем самым объективно укрепить индивидуальное, но поскольку он «боится метафизики», это решение остается недостаточным.

Персоналистические идеи, находящиеся в центре исследования, раскрываются Гессеном в зависимости от выбранной перспективы рассмотрения темы личности: в мировоззренческой плоскости через ее «укорененность» в ценности культуры; в социально-политической и правовой – с позиции свободы, нравственного долга, правового закона и наказания; в исторической – с позиции индивидуального и сверхиндивидуального бытия, в философской – с теоретической, рефлексирующей о всех сферах личного и сверхличного бытия и мышления. В текстах всегда сквозным понятием является личность, а не субъект, не «я» и не человек, не лик и лицо, как это делает Степун, наряду с употреблением им понятий «я», или «субъект», которые мы находим преимущественно у Яковенко.

Высокая оценка Гессена и его позиционирование в трансцендентализме, сфокусированном на проблеме личности, дают основание начать анализ русского неокантианства именно с философии Гессена, более детально продуманной и изложенной, позволяющей выделять и находить недостатки и неясности в решении сформулированного В. В. Зеньковским «основного и решающего» вопроса русского трансцендентализма, склонного к персонализму. В дальнейшем мы постараемся выяснить слабые и сильные стороны концепции Гессена. Предварительно можно заметить, что Зеньковский сам оговаривает неполноту используемой им литературы для анализа всего творчества Гессена, а также, на наш взгляд, не замечает и ряд положений, которые даны в его философской системе и позволяют заключить, что Гессен решает основной вопрос трансцендентализма, склонного к персонализму, вводя, наряду с биологическим, общественным и духовным бытием, план «благодатного бытия, Царствие божие», включающее