Ольга Чехова. Тайная роль кинозвезды Гитлера - Алекс Громов

Сие громкое звание не сулит никаких выгод — ни дотаций сейчас, ни пенсии по старости. Зато причиняет новое ненужное беспокойство: "Я езжу на иностранном автомобиле, подержанном "паккарде". Но мне дают понять, что немецкая государственная актриса не должна ездить на "иностранном". "Это нежелательно", — передает мне министр Геббельс через доверейных лиц. Пришло время, когда в Германии все должно быть немецким. Через тех же доверенных лиц я отвечаю министру, что на "мерседес", к примеру, денег у меня нет, но я согласна садить на любой другой представительной немецкой машине, если правительство мне ее подарит". Геббельс улавливает иронию и велит передать фрау Чеховой, что государственные автомобили не предусмотрены для государственных актеров. Но больше вопрос о ее машине не поднимается.

Неужели у Ольги Чеховой в это время не было никакой личной жизни? Вокруг красавицы кинозвезды должны были увиваться стаи поклонников. Так оно и было, но… "Должны были быть причины, что друзья в меня влюблялись, поклонялись мне, восхищались мной, но ни один из них не предлагал руку и сердце. Дело было во мне самой, в том, что я все еще испытывала безотчетный страх перед замужеством, в том, что семейная жизнь мне никогда не казалась такой же важной, как очередная роль, полученная мной… Брак в моем представлении — это нечто обременительное, опутывающее по рукам и ногам".

Причиной такого отношения был не только печальный опыт брака с Михаилом Чеховым, но и желание в полной мере реализовать себя в профессиональной сфере. Повседневные заботы, бытовая рутина тоже ничуть не привлекали Ольгу. Она уезжала из дома рано утром на съемки, возвращалась поздно вечером уже из театра. "По счастью, и мать и сестра, которая теперь тоже живет со мной, избавляют меня от быта. Мой вклад в домашнее хозяйство ограничивается постоянно повторяющимся вопросом: "Деньги тебе нужны?" Возможно, друзья чувствовали, что я слишком самостоятельна для длительного союза с мужчиной и уз брака".

Особенно учитывая тот факт, что, несмотря на завоеванное женщинами право работать, брак все еще воспринимался подавляющим большинством общества сквозь призму самых что ни на есть традиционных ценностей. Ольгу Чехову роль просто чьей-то фрау взамен разноцветья ее театральных и киноролей явно не устраивала. "Вероятно, это ощущали мои настоящие друзья, а о других я и вовсе не хочу говорить, о тех коллегах, которые заводили любовные интрижки поочередно (а то и параллельно) почти с каждой смазливой актрисой, или о тех "творческих личностях", которые каждую сексапильную даму представляли исключительно в горизонтальном положении".

Кому-то и такой расклад позволял в полной мере демонстрировать храбрую самостоятельность. Или, по крайней мере, удачно играть ее. Чехова в качестве примера описывает Адель Зандрок, которая к моменту событий утвердилась на амплуа "комической старухи" в немецком кино, а когда-то была звездой "Бургтеатра", блиставшей в "Даме с камелиями" и покорявшей всю Европу не только талантом, но и красотой. Но время безжалостно. "И тут кто-то открывает ее удивительно смешное дарование… Внутренне она отторгает это амплуа, живет воспоминаниями о своем великом прошлом, игнорирует то, что происходит вокруг нее, или все зло вышучивает. Меня — всегда величественно — Адель одаряет милостью своей дружбы. Она зовет меня "Мышка"…"

Чехова вспоминала ее многочисленные соленые шутки и экстравагантные выходки, а также неожиданные откровения: "Если бы ты знала, кто в те времена всё бросал к моим ногам, когда я гастролировала с "Дамой с камелиями", — великие князья, а однажды уж одним-то из них я полакомилась. Я бы и царя не пощадила, думаю, да жаль… жаль, он уже был болен. А вообще — мужчины! Все они трусы, моя дорогая Мышка, все… ну, скажем так: почти все. Я понимаю, почему ты не выходишь снова замуж".

А. Гитлер

Однажды Адель Зандрок попросила Чехову отвезти ее на прием в министерство пропаганды, поскольку своей машины у нее нет, а ехать как обычно на такси вместе с сестрой легендарная звезда не может — сестру не пригласили. В одиночку Зандрок нигде появляться не желает.

"Итак, мы вместе приезжаем в министерство; Адель, как всегда, закутана в широкие, ниспадающие волнами одеяния, на руке висит огромная вышитая сумка… В этот момент входит Гитлер и начинает, как обычно, сразу же с монолога. Он знает "Бургтеатр" с юношеских лет, с восхищением вспоминает великие спектакли и тут же сожалеет, что в те времена также "добились чести и славы и еврейские актеры". Гитлер намеревается и далее развивать эту тему как вдруг происходит нечто, чего до сего момента уж точно не случалось: его перебивают!

Адель безмятежно и отчетливо произносит:

— Господин рейхсканцлер, оставим эту тему. Я не желала бы об этом ничего слышать. Но если это вас интересует — и между нами: моими лучшими любовниками всегда были евреи.

Гитлер столбенеет.

Адель поднимается, с достоинством кланяется и спокойно бросает:

— Au revoir, господа. — Поворачивается ко мне и приказывает: — Отвези меня, пожалуйста, домой, Мышка".

Возможно, и впрямь в окружающих ее мужчинах Чеховой не хватало силы и цельности. Или просто никто всерьез не нравился, несмотря на слухи о ее многочисленных романах?

Но вот однажды во время съемок в Вене ее внимание привлек какой-то посторонний господин, внимательно наблюдавший за кинематографической суетой. Поначалу он своим присутствием отвлекал, раздражал и сердил актрису, хотя она отметила, что он вполне достойно выглядит. А потом он… пригласил ее поужинать в знаменитое кафе "Захер". В первый момент Чехова была намерена отказаться, но почему-то слово "нет" так и осталось непроизнесенным. "За ужином Марсель Робинс доказывает, что он незаурядная личность. Беседа его увлекательна, шарм необыкновенный. Я узнаю, что он бельгийский промышленник, и ловлю себя на удивительной мысли. До сих пор, размышляю я, ты существовала для других — для мамы, детей, брата и сестры, друзей, знакомых… Не жертва, конечно же нет. Но если бы вдруг появился некто, кто живет и груди гея только для тебя, кто о тебе заботится и защищает, если бы так было…"

— Могу ли я засвидетельствовать нам свое почтение в Берлине, мадам?., учтиво интересуется Робинс.

Она соглашается. И приехав в Берлин, Робинс делает ей предложение. Ольга отвечает "нет". "Я действительно отказываюсь: моя профессия и моя вошедшая в плоть и кровь самостоятельность…"

Но тут вмешивается мама, та самая ревнительница традиций и правил приличия. "Мама советует мне сказать "да", завести свой дом. Не буду же я вечно актрисой, говорит она и добавляет: "Может, не так уж и плохо иметь возможность при необходимости уехать из Германии, если дела пойдут так и дальше…" Я размышляю над фразой"…не вечно же быть актрисой"… Это точно".

Но запасной аэродром Ольга уже готовит для себя самостоятельно, намереваясь после окончания кинокарьеры стать косметологом, она собирается в скором будущем получить в Париже соответствующий диплом.