Спонсоры. Нет проблем, или Небольшие трансбалканские хроники из страны спонсоров - Жеральдин Бегбедер

Дядя Владан то и дело вспоминает аккордеониста Казнича, ставшего при Милошевиче бизнесменом-миллиардером, и Коштуницу, президента Республики Сербия, к которому приклеили ярлык умеренного националиста; тот получил поддержку Запада, когда сотрудничал с неонацистскими журналами, издававшимися на средства сербской православной церкви. Были мы наслышаны и о некоем сербском премьер-министре со звонким именем Джинджич,[19] стороннике ультралиберальных реформ, известном одним как победитель телевизионного шоу «Кто хочет стать миллионером», обладатель самого крупного выигрыша в 75 000 динаров, а другим — как ставленник американцев, который работает на спонсоров.

Сегодня утром «толпа идиотов» с их законом о приватизации снова вставила ему по самое некуда и всухую… Уж поверьте, этот закон — сплошное надувательство, новый шахер-махер, чересчур они хитрожопы, эти византийцы. Там такое примечание внизу, мелкомелко, вот в нем-то и уточняется, что нам не вернут ни нашего пивоваренного завода, ни банков, ни земель. Вместо этого нам всучат ваучеры, по которым стоимость всего отобранного возместят за тридцать лет и без всякой индексации. Ваучеры!!! Дерьмовые бумажки, цена им ломаный грош в базарный день, да и то если повезет! Ох, сильны, сильны эти византийцы, против них не попрешь.

У власти остались все те же, и ни хрена на самом деле не изменилось. Быстро-быстро поделить между собой пирог, продать втихаря имущество бывших владельцев сомнительным русским или кипрским фирмам, поскорее обратить все в звонкую монету и набить потуже карманы, пока нами не занялась Европа со своим стремлением вправлять мозги.

Новая жизнь привела к тому, что Владан выкуривал теперь по четыре пачки «Lucky» в день. Верный способ заполучить рак легких, но нам оставалось только смотреть, как наше домашнее подобие Дон Кихота, выходящего на сражение с ветряными мельницами, разрабатывает, не выпуская сигареты изо рта, планы и стратегии действий Лиги — созданного и возглавленного им союза бывших собственников, страдающих старческим слабоумием реваншистов, средний возраст которых приближается к восьмидесяти. Членам Лиги никак не удавалось выйти из сословия жертв, вечно их лишали прав — сначала при коммунизме, потом при диктатуре и вот теперь при этой растреклятой Tranzicija с ее диким капитализмом.

Гляжу на остывшую, безнадежно потерявшую товарный вид глазунью на его тарелке. Потом делаю вид, будто хочу понять, а нас-то что сюда привело. Зачем мы рванули в Белград? Жизнь в этом грязном до предела городе с развороченными домами, отнюдь не напоминающем идеальный курорт, отпугнула бы любого нормального туриста. Наш фильм? Ой, нет! В ТКП, кажется, труднее, чем где бы то ни было, найти человека настолько легкомысленного, что он согласится монтировать позитив раньше, чем ему это оплатят валютой.

Правда состоит в том, что мы тут ничего особенно и не делаем. Болтаемся весь день безо всякой цели по этой удушающей жаре, приходя в себе после кошмарных ночей, когда с риском для жизни участвуем в попойках с подозрительными собутыльниками — под тем единственным предлогом, что, дескать, стало холодать. Не скрою, во всем этом, в общем-то, нет никакого смысла и, кроме головной боли, ни к чему это не приводит. И тем не менее именно так прошла неделя — с того дня, как мы прилетели в Белград туристическим классом на самолете Jat Yougoslav Airlines рейсом SPO 192…

Вытаскиваю из кармана маленький черный блокнотик, на первом листке которого записала на скорую руку свои впечатления о путешествии.

Суббота, 3 июля

В «Боинге-737» все — в том числе и стюардессы, и пилоты — курят почем зря, пренебрегая правилами гигиены и безопасности. От смеси воздушной струи, идущей от кондиционера, с запахом красных «Мальборо» немножко подташнивает.

Мой сосед — серб из города Нови Сад, он непрерывно пьет и не умолкая говорит о том, что раньше, во времена Тито, Югославия была куда лучше, и тут же вспоминает, что никакой Югославии больше нет, и принимается хныкать.

От подносов с едой воняет пластиком и прогорклым сыром. Где берут эти подносы, кто приготавливает эту, с позволения сказать, пищу? Брр, какая же гадость! Надо обратиться в отдел рекламаций Jat. Если таковой имеется.

Большинство пассажиров — сербы, эмигранты по экономическим причинам. У них отпуск, и они летят в Белград повидаться с родными и близкими. Сразу заметно, что все они — из Восточного блока: какие-то серые, тусклые. Дело не только в одежде, но и в манерах — чувствуется некоторая зажатость. И никто не выглядит богатым. Им не хватает средств восстановить свою прежнюю улыбку: зубы у многих испорчены. Они говорят громко, сильно при этом жестикулируют. Среди них есть закоренелые коммунисты — таких легко узнать по плоским затылкам и по безнадежной тупости. Новое поколение получше. Девушки высокие, худые, классные такие — типа манекенщиц. Парни с накачанными мышцами — точь-в-точь вышибалы из ночных кабаков. Стрижки ежиком.

Вылетев из аэропорта Шарль де Голль в три часа пополудни, причем с опозданием на час, мы приземлились в белградском аэропорту на десять минут раньше положенного. Я так и не поняла, каким образом нам удалось в воздухе нагнать упущенное время…

Голос из динамика сообщил, что в Белграде сегодня тридцать девять градусов. Сволочная жара!

Толпа шоферов-леваков, ожидающих, кого бы тут пощипать как следует, без зазрения совести нападает на туристов, едва они, на свою беду, выходят на волю из терминала. Зной нестерпимый. Сразу погружаешься в атмосферу страны.

Вывод:

Исходя из того, что аэропорт чаще всего отражает ментальное и экономическое состояние государства, белградский дарит гостю с Запада ясное ощущение всеобщего бардака, характеризующего любую страну, когда она выходит из войны.

Переворачиваю страничку блокнота. Следующая пуста. Закрываю блокнот и снова засовываю его в карман. Окно кухни открыто. Со двора слышны звонкие песни — это труппа шведского театра репетирует спектакль.

Обосновавшийся несколько лет назад в каких-то пристройках бывших угодий Конака, где при Милошевиче концентрировалась теневая власть, Центр очистки культуры от загрязнений устраивает в нашем дворе всякого рода хэппенинги и разнообразные представления, значение которых для культуры как-то не очень ясно, как, впрочем, и их глубинный смысл.

— Черта с два! Не дождутся, я им не дам себя поиметь, этим пидорам! Лучше уж дрочить, а? — выныривает из бездны молчания Владан, уставившись на меня и буквально зондируя взглядом мою душу.

Судя по всему, дядя в совершенстве овладел местным вариантом игры в гляделки, и я просто дурею от того, с какой скоростью он, бывший политический эмигрант, оставивший Сербию семилетним мальчиком, живший во Франции, потом в США, где, получив гарвардский диплом, освоил профессию банкира, — как быстро он обучился здесь правилам этой игры. Вот и доказательство неистребимости корней. Короче, момент непростой, и мне нельзя отвести глаза в этом решающем поединке.