Вилла в Италии - Элизабет Эдмондсон

Фергюсон удивил Джессику в первый же ее визит в контору. «Уинторп, Уинторп и Джарвис» отказались представлять ее интересы, испытывая неприязнь к бракоразводным делам, и порекомендовали мистера Фергюсона из Королевского суда.

— У него репутация юриста, умеющего урегулировать такие дела, — проинформировал мистер Джарвис.

Низенький, коренастый Фергюсон радикально отличался от мрачного Джарвиса, и не только как юрист. Никаких серых брюк в полоску и черного пиджака. Вместо этого адвокат носил мятый серый костюм, знававший лучшие дни, имел пристрастие к броским галстукам и, по твердому убеждению Джессики, никогда не носил шляпу-котелок.

— Ушлый тип, — усмехнулась леди Мелдон. — Но абсолютно прямой и откровенный. Сказал, что разводов по обоюдному согласию не существует, хотя после войны и пытались провести соответствующую реформу. Политики ни за что не хотят идти на это. Слишком рискованно для стабильности семейной жизни. Поэтому должны быть основания.

— Например, адюльтер.

— Или моральная жестокость, или недопустимое поведение. На самом деле разве это не сродни адюльтеру? Или умопомешательство.

— Ты же говорила, что Ричи ненормальный.

— Так-то оно так, но ни один судья ни на секунду этого не признает. Потом, еще есть такая причина, как оставление супруга.

— Ну вот, ты же его оставила.

— Это не считается, если оставленный не захочет вчинять иск. А он не хочет.

— Есть еще что-нибудь?

— Изнасилование, содомия, скотоложство, — рассмеялась Джессика. — Можешь себе представить старого зануду Джарвиса, произносящего в моем присутствии такие слова?

— Ричи тебе изменял? Нарушал супружескую верность?

— Да.

— Тогда у тебя есть основания.

— Не такие, чтобы я могла их использовать!

Джессика наотрез отказалась представить мистеру Фергюсону какие-либо подробности этого дела.

— Говорят, никогда не лги своему адвокату и своему бухгалтеру. — Делия бросила на подругу быстрый проницательный взгляд.

— Я и не лгу. Просто говорю — да, он нарушал супружескую верность. И — нет, третье лицо я не могу назвать.

— Жаль. Конечно, любой судебный иск с твоей стороны, особенно такой, который может быть оспорен, тотчас выплеснулся бы на страницы газет. Так что если не хочешь видеть чье-то имя в бульварной прессе…

— Ричи знает, что я не стану впутывать ту женщину. Он остается в выигрыше. На мне весь позор за то, что его бросила, а он держит гордую позу оскорбленного достоинства. — Она потеребила нитку на перчатке. — Ох, и зачем я только за него вышла? Тео говорит… — Джессика бросила на Делию быстрый взгляд и сменила тему: — Божественная местность!

Отдел новостей в редакции газеты «Скетч» этим хмурым серым утром представлял собой настоящее море света, а по степени активности напоминал пчелиный рой или муравейник. Звонили телефоны, убегали и прибегали мальчишки-курьеры, громко переговаривались через всю комнату прочие сотрудники.

Вращающиеся двери распахнулись, впуская в комнату Джайлза Слэттери.

— Мистер Слэттери! — немедленно окликнула его медная блондинка в обтягивающей юбке. — Телефонное сообщение. Ваша птичка упорхнула.

— Миссис Мелдон?

— Да.

Репортер в сердцах выругался.

Блондинка, которой доводилось слышать и не такое, не обратила внимания.

— Ее поденщица говорит, что она уехала к родне, в Йоркшир. Джим сейчас проверяет эту версию.

— Скажи Джиму, пусть, конечно, посмотрит, что там можно нарыть, но бьюсь об заклад, что она поехала не домой. Не слишком-то она ладит с мамашей и папашей в последнее время — те обожают Ричи Мелдона и очень злы на нее.

— Ее старики сейчас в Шотландии, — выкрикнул подвижный как ртуть молодой человек, который сидел на подоконнике, вертя в руках карандаш. — Гостят у богатых кузенов, Хасси-Лэндеров. Об этом сегодня утром есть несколько строк в колонке Уильяма Хики.

Слэттери закинул свой макинтош на вешалку для шляп, а мягкую фетровую шляпу — на пыльную гипсовую голову Карла Маркса, которую какой-то местный шутник водрузил на крышку картотечного шкафа. Потом сел и забарабанил пальцами по столу.

— Куда она могла податься? — размышлял репортер, задумчиво скривив рот.

— Пошли Сэма проверить паромы. Поскольку она водит машину, то может, конечно, быть где угодно, но у меня предчувствие, что леди Мелдон направилась за границу. На континенте будет легче укрыться от глаз муженька и прессы — вот как она рассуждает. Что ж, рассуждает неверно.

Слэттери сунул в рот тонкую сигару, чиркнул спичкой, прикурил, погасил и швырнул на пол.

— Вели Сэму поехать на тот аэродром в Кенте, как его там? Лиддский. Оттуда, если есть деньги, можно по воздуху переправить машину во Францию. Джессика укатила в Париж; эти проклятые бабы, сбегающие от мужей, всегда едут в Париж. Будь неладна эта чертовка, проскользнувшая у нас между пальцами. И вызвони мне мистера Мелдона.

— А он вернулся в страну?

— Откуда я знаю, черт подери! Вызвони, и все. Ясно?

Делия в молчании вела машину дальше, а в ушах у нее звучало: Тео, Тео, Тео… При звуках этого имени сердце по-прежнему сжималось. Тео, старший брат Джессики, любовь всей жизни, ныне женатый на ее сестре Фелисити.

— Значит, ты не сказала Тео, что едешь в Италию? — спросила Делия наконец.

— Конечно, нет — он тотчас рассказал бы все Ричи. А по-твоему, нет?

— Уверена, что нет! — В голосе Воэн против воли послышалось возмущение. — Ты на него клевещешь.

— Нет, это ты его идеализируешь. Господи, Делия, неужели у тебя это еще не прошло? Они женаты больше двух лет.

— Конечно, прошло, — солгала влюбленная. Следующие несколько миль они ехали в молчании. Потом Джессика спросила:

— Куда мы двинемся в Париже?

— Я думала, в тот отель, где обычно останавливаюсь. Он на левом берегу — не какой-то модный и шикарный, но чистый и удобный, с маленьким двориком, где можно посидеть и позавтракать, если погода хорошая.

Погода в Париже была хорошей. Впервые за последние несколько недель Делия почувствовала, что тяжесть в груди ослабевает. Она наслаждалась распускающейся листвой, теплым весенним солнцем и завидовала юным влюбленным, которые бродили обнявшись вдоль берега Сены. Они с Джессикой шли по мосту Пон-Неф. Остановились посмотреть на проплывающие баржи, помахали девчонке, сидевшей на крыше рубки одной из них, потом пошли вдоль причалов, мимо художников за мольбертами, мимо девушки, что сидела, прислонившись спиной к стене, с пишущей машинкой на коленях, мимо мальчишек с удочками.