Английские корни немецкого фашизма. От британской к австро-баварской `расе господ` - Мануэль Саркисянц

И действительно, немецкие средства массовой информации не только почти не уделяли внимания критике подобного рода — более того, когда британская пресса сравнила «левого» министра финансов Оскара Лафонтена с гитлеровским гауляйтером (1998), немецкий деятель не стал в ответ напоминать о тайном сговоре Гитлера и Чемберлена. Когда английская «Daily Mail» (та самая газета, которая в свое время более, чем все другие иностранные издания, превозносила Адольфа Гитлера) развернула массовую кампанию против немецкого министра культуры, социал-демократа Михаэля Нойманна, называя его «преемником Геббельса»,[55] он, тем не менее, не стал в ответ прибегать ни к одному из фактов, описанных в данной книге. Так как уже начиная с 1871 г. английские модели стали служить образцами для немецких политиков,[56] а общественное мнение Германии при всех четырех последовательно сменявших друг друга режимах — монархическом, республиканском, нацистском и натовском — относилось к английскому государству как к «высшей политической школе», то напоминания о бесчисленных отсылках Гитлера к британским примерам до сих пор считаются в Германии «оправданием нацизма» и «правым экстремизмом» — какими бы антифашистскими они ни были по своей сути.

Одна из причин такого «забвения» кроется в представлении о «коллективной вине» всех немцев, признание которой стало чем-то вроде пропуска в «свободный мир» НАТО, и предпосылкой для «экономического чуда» при Аденауэре. Поскольку в 1944–1945 гг. немецкий народ не восстал против тех, кто привел его к войне и чудовищному поражению (как это отчасти было в 1918 г.), то многие бывшие нацисты смогли войти практически во все институты власти послевоенной Федеративной республики Германии. Их организаторский талант и умение приспосабливаться оказались незаменимы для восстановления послевоенной Германии и «экономического чуда». Одним из следствий приятия бывших нацистов в немецкое общество стало провозглашение «коллективной вины» всего народа: ведь если виновны все, то невозможно уже обвинять отдельных лиц. А поскольку абсолютно все не могут быть виновны, то делался вывод, что не виновен никто. Следование такой логике (которую трудно назвать аристотелевской), довольно часто приводило к различным абсурдным заявлениям. Так, в кругах содружества студентов юридического факультета утверждалось (такие высказывания делались якобы для защиты немецкого народа от обвинений в коллективной ответственности), что коменданту Освенцима Рудольфу Хёссу «был вынесен несправедливый приговор».[57] В результате нацистский геноцид очень часто стали рассматривать сквозь призму других несправедливых поступков, совершенных противоположной стороной (или вменяемых ей в вину).

После падения Третьего рейха именно англоязычные победители предложили Западной Германии свои демократические образцы правления. Германия добровольно продолжала зависеть от англосаксонских моделей, игнорируя свои прежние демократические стремления: крестьянскую войну 1524–1525 гг., революции 1848–1849 гг. и Ноябрьскую революцию 1918 г., которая привела к становлению первой современной демократии на немецкой почве. Результатом такого длительного «перевоспитания» стала безоговорочная вера в то, что немецкая история не смогла сама породить демократическое государство, что она была лишь сплошным отклонением от правильного пути и что нацистский фашизм следует считать исключительно немецким феноменом.

Все это, в свою очередь, способствовало закреплению соглашения, согласно которому понятие о «коллективной вине» применялось только по отношению к немецкому народу, — по крайней мере, среди западных союзников. И, естественно, ни одной публикации в Германии не полагалось напоминать наставникам немцев о том, откуда к ним пришли расизм и даже геноцид. В то время как упоминание о любых русских (не говоря уж о «сербских» или «иракских») образцах для Адольфа Гитлера не вызывает никакого негодования, любая отсылка к британским образцам, которым подражал фюрер, подпадает под жестко регламентированное табу — несмотря на подробные описания подобных «образцов» в английской историографии и на многочисленные заявления самого Гитлера о том, что же послужило для него моделью.

В результате английский перевод следующего текста из книги Ханны Арендт «Элементы и происхождение тоталитарного господства»:[58]«английское общественное мнение… создало самую плодородную почву для… возникновения биологических представлений о мире, целиком ориентированных на расовые доктрины» — зазвучал таким образом: «английское общественное мнение… стало плодородной почвой для различных натуралистических доктрин, возникших в то время». Комментарии излишни. А «перевод» текста, касавшегося «непреодолимой дистанции [от туземцев], на которой держались английские колониальные чиновники и которая послужила причиной для ненависти к ним…» превратился в следующий эвфемизм: «отчужденность была свойственна всем британским чиновникам». Такой «перевод» отражал, скорее, представления послевоенной Западной Германии, чем Британии. Надо сказать, что и мой собственный текст был «покалечен» подобным же образом. Некий мистер Питер П. Борнхаузен, «тщательно редактировавший» мою лекцию «Представление о Третьем Риме и Третьем рейхе» для публикации, вычеркнул следующие давно известные цитаты из сэра Чарлза Дилка и Герберта Джорджа Уэллса: «голые варвары… спаслись от истребления, потому что европейцы не могли постоянно жить в их климате [в Индии]»; «единственным разумным и логичным решением в отношении низшей расы является ее уничтожение». (Не кто иной, как Тойнби напоминал об этом англичанам еще в 1934 г.)[59]

Аналогичным образом подробнейшая история немецкого антиинтеллектуализма, написанная Дитцем Берингом,[60] откровенно опускает фёлькише (прото-нацистское) заявление Фридриха Ланге (1899) о том, что следование британским образцам, усвоение «духа джентльменов… приведет к тому… что с течением времени образованных людей [среди немцев] будет все меньше… Напротив, мы пройдем через все стадии… воспитания, чтобы научиться владеть миром, и станем на равных с нашими заморскими двоюродными братьями, уже владеющими миром… [это произойдет] тогда, когда мы станем похожи на них»[61]