Сволочь ненаглядная - Дарья Донцова

Воцарилось молчание. Потом парень, сбавив тон,пробормотал:

– Вы что, интересовались в больнице?

– Конечно.

– Зачем?

– Мы несем ответственность за больную иобязаны удостовериться, что она госпитализирована надлежащим образом.

– Подождите, – буркнул мужик.

Пару минут спустя в трубке зажурчал сладкийдамский голос:

– Ах, дорогая, простите великодушно. Сынокончательно растерялся. Настенька больна, я захворала, вот он все и путает.Лежит она в 874-й больнице, на Варшавском шоссе, в третьем корпусе, палата 213.Не беспокойтесь.

– Спасибо, – пробормотала я иповесила трубку. 874-я больница! Каким же идиотом следует быть, чтобыперепутать два таких непохожих номера, как 1269 и 874!

Кипя негодованием, я поехала домой. Замерзла ипроголодалась я ужасно, а Варшавское шоссе так далеко от дома.

Приехав, я быстренько выпила подряд три чашкичая и почувствовала, что начинаю согреваться. Потом покормила Юлю, сунула вдуховку сляпанный наскоро кекс и решила чуть-чуть отдохнуть у телевизора.Программа обещала обожаемых мной «Ментов», и я в предвкушении удовольствияустроилась в кресле. Милый детектив, чашечка ароматного кофе, пара шоколадныхконфет… Ну что еще надо человеку для счастья? Только одно – чтобы его нетрогали, и, честно говоря, я не ожидала неприятностей. Сережка уехал на два дняв Петербург, Катя дежурит, Юлечка спит, а Кирюшка корпит над уроками…

Но не успела на экране появиться знакомаязаставка, как в комнату всунулась растрепанная голова, и Кирюшка трагическимшепотом произнес:

– Все, пропал!

– Ну, что еще? – весьма недовольнопробормотала я, смотря одним глазом на экран, где Ларин как раз обнаружилочередной труп.

– Пропал, – повторил Кирюшка иотчаянно зашмыгал носом.

Поняв, что спокойно посмотреть кино неудастся, я с сожалением покосилась на телевизор и безнадежно поинтересовалась:

– В чем проблема?

– Задали…

– Только не алгебра, – быстренькопрервала я его, – я ничего не смыслю в математике.

И это святая правда. В школе, правда, у менявсегда была тройка, поставленная жалостливой учительницей. Честно говоря, подобнаяоценка моих знаний была явно завышена, так как даже таблица умножения мнеоказалась не по зубам. Считаю я отвратительно и, умножая 15 на 20, каждый разполучаю разный результат. Впрочем, за пределами моего понимания осталисьфизика, химия, астрономия, геометрия. Кстати, и по истории я никогда не моглазапомнить дат, а в биологии – всяких членистоногих, земноводных ипресмыкающихся…

Знания, вынесенные мною из школы, былинастолько хрупки и малочисленны, что подходить ко мне с просьбой помочь ввыполнении домашних заданий было просто бессмысленно. Но Кирюшка все же нетерял надежды и ныл:

– Ну, Лампочка, подскажи…

Выяснилось, что учительница литературы задаласочинение на тему: «Как бы я поступил на месте городничего» по бессмертнойпьесе Н.В. Гоголя «Ревизор».

– Как? – вопрошал Кирюшка. –Как поступить?

– Ну, – предложила я, – увольвсех чиновников, искорени взяточничество и посади Хлестакова в тюрьму!

– Ладно, – охотно согласился мальчики убежал.

Не ожидая, что меня так быстро и легко оставятв покое, я поуютнее устроилась в кресле и принялась наслаждаться успевшимостыть кофе и детективом.

Больница на Варшавском шоссе выгляделаотвратительно. Старое, облупившее здание дореволюционной постройки, явнознававшее лучшие времена. Когда-то вход украшали скульптуры, теперь же от нихостались лишь постаменты.

Внутри – ничего похожего на Склифосовский илина чисто вымытый вестибюль ЦИТО. На полу – грязь, а окошко справочной –закрыто. Я подошла к скучающей гардеробщице и поинтересовалась:

– Третье отделение где?

– Я не нанималась на вопросыотвечать, – завела баба, – зарплата копеечная, со всеми языкомболтать недосуг, кто за справки деньги получает, тот пусть и работает.

Тяжелый вздох вырвался из моей груди. Ну непроще ли сказать коротко: «налево» или «прямо по коридору». Но гардеробщицапродолжала брюзжать:

– Шапку не возьму, шарф тоже, потеряются,отвечать придется.

Засунув отброшенные вещи в пакет, я двинуласьбыло к лестнице, но гардеробщица взвизгнула:

– Ишь, хитрая, бахилы одень! Много вастут ходит, грязь таскает!

– Где их взять?

– Купить! Пять рублей.

Я беспрекословно протянула монетку. Теткашвырнула на прилавок два голубеньких мешочка, явно не новых. Все ясно, вынимаетиз урны использованные «тапочки» и продает еще раз. Нацепив на сапоги «калоши»,я поднялась по щербатой лестнице, правда, широкой и мраморной.

Третье отделение находилось на втором этаже. Япотянула дверь с табличкой «Травматология» и невольно отшатнулась. В лицоударил резкий запах мочи, хлорки, кислых щей и каких-то лекарств. В Склифе тожевоняло, но не до такой степени. Двери палат были открыты, виднелись огромныежелезные кровати с загипсованными людьми. 213-я палата была в самом концекорпуса. Я вошла в тесное помещение, заставленное койками, и стала озираться.Что-то не видно Насти.

Всего там лежало восемь человек, в основномстарухи, укутанные до подбородков тонкими одеялами. Шестнадцать пар глаз снадеждой уставились на меня.

– Звягинцева здесь лежит? – громкоспросила я.

Последовало молчание, потом дребезжащийголосок откуда-то из угла сообщил:

– Спросите на посту.

– Так Насти тут нет?

На свой вопрос я не услышала ответа. Я выпалав коридор и, чувствуя, как от затхлого воздуха начинает кружиться голова, пошлаискать хоть кого-нибудь из представителей медицины. Но люди в белых халатахсловно испарились. Над некоторыми палатами горели красные лампы, но никто неспешил на помощь к страждущим. Лишь в самом конце кишкообразного коридора яобнаружила толстую, крайне недовольную няньку рядом с ведром грязной воды ишваброй.

– Доктора на конференции, – мрачнопояснила она и, покосившись на мои бахилы, прибавила: – Ходют, грязь таскают,убирай потом! Посещения с трех, тут больница, а не парк, чтоб являться, когдазахочешь.

Решив не злить и без того сердитую бабу, яизобразила самую сладкую улыбку и пропела: