Платиновая леди - Анна Данилова

Закутанная в чужой халат, с тюрбаном из чужого голубого полотенца на голове Валентина вышла из чужой ванной комнаты и отправилась в чужую кухню. Игра началась. После горячей ванны ей хотелось пить.

Она остановилась на пороге квадратной, светлой кухни, окна которой были зашторены прозрачными белыми занавесками, и взгляд ее остановился на огромном холодильнике. Как во сне она двинулась к нему, распахнула дверцу, и первое, что увидела, это батарею бутылок с минеральной водой. Еще несколько коробок с соком. Валя выбрала апельсиновый. Достала из ящика кухонного стола ножницы, вскрыла коробку и налила себе полный стакан холодного сока. Залпом выпила. Ей стало так хорошо и весело, словно она выпила бутылку крепкого вина. Затем еще один стакан – теперь грейпфрутового сока. Это уже был разврат. Когда же она обнаружила на столе в стеклянной салатнице только что пожаренные котлеты, ей захотелось плакать. Давно забытый вкус домашних котлет… Она съела одну котлету, а еще две (больше двух брать было нельзя – так, возможно, никто не заметит исчезновения трех котлет) положила в целлофановый пакет. Туда же сложила две булочки, которые нашла в хлебнице, кусочек колбасы, сыр, одну коробочку йогурта и шоколадку. За это не посадят, промелькнуло в голове. От страха у нее подкашивались ноги, но и уходить из этого рая не хотелось. В голову пришла совершенно сногсшибательная мысль – постирать свое рванье. А почему бы и нет? Она вернулась в ванную комнату и, разыскав в углу, за корзиной с грязным бельем, тазик, быстро постирала в дорогом порошке всю свою одежду. Первой мыслью было надеть все это на себя, чтобы одежда высохла на теле. Но, подумав о том, что ее в таком виде могут увидеть жильцы дома, передумала. В спальне в шкафу она нашла белые льняные бриджи, розовую майку. Надевать трусы «девушки из пятнадцатой квартиры» как-то не хотелось при всем к ней уважении. Надо было уходить, но как не хотелось!

Сунув мокрое полотенце в корзину для белья и повесив на место зеленый халат, Валентина с пакетом, в котором были выстиранная одежда и еда, покинула рай, закрыла все двери на замки, спустилась вниз и, обнаружив, что двор, на ее счастье, совершенно пуст и что ее никто не видит, сошла с пригорка к посадкам и там уже знакомой узкой тропой направилась к колодцу. По дороге вспомнила, что забыла побрызгаться духами, которых в спальне на трюмо было флаконов пять…

Сергея, понятное дело, «дома» не было. Колодец пока что принадлежал только им двоим. Сергей несколько раз прогонял желающих переночевать в теплом и уютном месте. Бомжей, оказывается, в этом районе было не так уж и мало. В основном это были мужчины, причем не такие и старые, как могло показаться с первого взгляда. Грязные, обросшие щетиной и в рваной, нестираной одежде, мужчины выглядели лет на десять-пятнадцать старше своего возраста. Некоторые и вовсе производили впечатление больных стариков, хотя на самом деле были значительно моложе и подорвали свое здоровье в бесчисленных попойках и жестоких драках. «Сережа, обещай мне, что никогда не будешь пить», – часто требовала от мужа Валентина, чувствуя, что он все больше отдаляется от нее и все реже и реже рассказывает ей о том, где и как провел день. Пока еще он не выглядел, как эти страшные в своем отчаянии бомжи, он пытался следить за собой, брился, как мог, найденными в мусорном баке старыми лезвиями, мыл голову хозяйственным мылом и даже чистил ботинки щеткой. Но характер его изменился, он стал молчалив, много спал и никогда не признавался жене в том, сколько заработал за день. Первое время она внушала ему мысль, что они должны держаться вместе и помогать друг другу во всем, что бы с ними ни случилось, но потом поняла, что перед ней уже не Сергей, а лишь то, что стало с ним после того, что ему пришлось пережить. Но жизнь продолжалась, и Валентина научила себя принимать его такого, каким он стал.

…Развесив под потолком на веревке стираное белье, Валентина положила сверток с едой на ящик, который заменял им стол, и легла на лежанку, покрытую тряпьем, подложив себе под голову кусок поролона. Вот теперь она могла спокойно выспаться, не переживая о том, что вот сейчас кто-то придет, схватит ее за руку и поведет в отделение. Она была чистая, в чистой, хотя и чужой одежде, и волосы ее пахли шампунем.

Крымов после встречи с Соболевым с трудом сдерживал свое раздражение. Он никак не мог свыкнуться с мыслью, что агентство больше не принадлежит ему. И что проку здесь, в этом провинциальном городе, бить себя кулаком в грудь и доказывать, что он – личность, что у него недвижимость в Европе, две квартиры и дом в Париже, большие счета в швейцарских и немецких банках, когда агентство принадлежало Земцовой, но главным в нем сейчас считался Шубин?! Первые недели, когда он приходил в себя после реального покушения на его жизнь (в Мюнхене пришлось устроить даже инсценировку его убийства, и за это Крымов выложил довольно крупную сумму), он являлся в агентство просто как гость. Он слушал музыку, пил кофе, курил и смотрел, как Шубин с Бескровной раскручивают одно дело за другим. Потом ему и самому захотелось принять участие в расследовании убийства одной старшеклассницы. И так постепенно он, выходя из депрессии, начал работать уже как полноправный сотрудник агентства, с той лишь разницей, что Шубин по привычке относился к нему как к старшему и ждал от него каких-то реальных советов и указаний, веря в то, что он – прежний Крымов, талантливый сыщик, способный в короткий срок вычислить преступника. Хотя по отношению к Тане Бескровной и Наде Щукиной Шубин вел себя довольно строго и требовательно, как и положено руководителю.

Вот и сейчас, после ухода Тани, Шубин спросил его, как спрашивал обычно:

– Что скажешь, Женя?

– Думаю, что Соболев не убивал, хотя бы потому, что я его хорошо знаю, к тому же он сам пришел к нам с просьбой найти убийцу… С другой стороны, это обычное дело, когда убийца постоянно на глазах и делает вид, что ищет как бы сам себя… Он романтик, как я уже говорил, а потому его действия могут быть вполне предсказуемы: он любил эту Ступину, а она никак не решалась порвать со своим мужем. Убийство на почве ревности – одно из самых интересных убийств…

– Думаешь, он ревновал ее к мужу? Но ведь она жила у матери…

– Это еще надо проверить. Это Соболев сказал, что она жила с матерью, а где она жила на самом деле – еще вопрос. Нужно навестить ее мать…

– Я готов, – сказал Шубин, искренне полагая, что слово Крымова дорогого стоит. Он действительно продолжал видеть в своем друге старшего и нисколько не тяготился своей ролью подчиненного. – У нас только Надя остается без работы… Или ты думаешь, что ей пора позвонить в НИЛСЭ?

– Наверняка результаты экспертизы еще не готовы. А ты сам как думаешь, эта Ступина продолжала жить со своим мужем, как с мужчиной, или приходила к нему только для того, чтобы сварить суп и помыть полы?

– Думаю, она лишь варила суп. Их брак уже изжил себя, и они оба это понимали. Но лучше всего было бы поговорить на эту тему с самим Ступиным и с матерью Дины. Можно себе представить, что она сейчас чувствует… Разговор с ней будет тяжелым.

– Если хочешь, я с ней поговорю…

– Да какая разница…