Подарите мне море… - Анатолий Фёдорович Карабинцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Потом, в феврале, нас опять послали грузиться лесом на север Финляндии и Швеции в Ботнический залив. Заплыли мы туда, а там полно льда, а мы в балласте. С помощью ледоколов кое-как добрались до первого порта погрузки – Питео, и обнаружили в машине водотечность. Хотя и не большую, но всё же пришлось заделывать, ставить цементный ящик. Сообщили в пароходство, а оттуда приветы пошли с угрозами разными и обеща-ниями нехорошими. Оказывается, нам заплывать в этот район было нельзя, согласно списку судов, которым запрещён заход в Ботнический залив в феврале. Спасло меня только то, что у нас этого списка не было, он рассылался в конце сентября, когда мы уже ушли их российских портов. Но ведь в Управлении эксплуатации то этот список был… Почему тогда нас послали? Рассказывают, что было много криков в пароходстве между отделами по этому поводу, но мы были ни при чём. В одном из портов погрузки, в Котке, кажется, нас сменили, закончился срок нашего плавания. Вот такое первое крещение я получил в первом контракте в должности капитана, почти сразу вкусив всех прелестей капитанской жизни, и набравшись опыта в разных ситуациях.
Потом был короткий отпуск, месяца три, наверное, который я не догулял, и мне выпала возможность пойти опять на «Петрозаводск» с последующей работой на нём «под флагом». Это было достаточно заманчивое предложение, и я конечно согласился, хотя выходить из отпуска раньше, да ещё и летом очень не хотелось, но было интересно попробовать. Когда ещё предложат, а если откажешься, то может и вообще не предложат. У нас тогда совместно с греками была компания, куда отправляли старые, перед списанием суда. Перед работой их немного ремонтировали на рейде Пирея, меняли Регистр на греческий Ллойд, меняли флаг на мальтийский, и судно какое-то время работало, в основном, в южных регионах мирового океана. Нас отправили немного рановато, в начале июня, из-за того, что судно шло в украинский порт Херсон, где была возможность поменять экипаж, а в Европе, сказали в кадрах, менять не будут. На самолёт для нас не раскошелились, только на поезд, на перекладных. Что делать, спорить было трудно, отправились за билетами. До Москвы добрались без приключений, а вот с Москвы они начались. Это был разгул лихих 90-х годов. Везде кикие-то тёмные личности и полууголовные элементы, желающие что-нибудь, у кого-нибудь отнять. Милиция была чуть ли не опаснее этих самых бандитов, и обращаться туда было бесполезно. Только проблем себе найдёшь. И вот на вокзале в Москве, когда мы садились в поезд на Николаев, какая-то кучка бандитов заприметила нас, и начала прессовать буквально сразу после отправления поезда. Требовали, чтобы мы к Туле собрали миллион рублей, не знаю сколько это на теперешние деньги, но думаю порядочно, иначе обещали после Тулы сбросить нас с поезда. Соседи по вагону, особенно тётки, советовали собрать от греха подальше. Мы пытались через проводника вызвать поездное начальство или милицию, но она закрылась в купе и сказала, что она тоже их боится. Меня несколько раз эти орлы пытались вытащить в тамбур и проверить содержание моих карманов. Они у меня оттопыривались от дипломов и документов, которые в дороге я не доверяю сумкам. При очередной попытке вытащить меня приходилось окриком вызывать всех членов экипажа в проход, благо ехали в плацкартном вагоне, и они отступали – нас было больше. Потом куда-то скрылись к вечеру. Мы укладывались спать с пустыми бутылками в руках на всякий случай –Тула была где-то около часа ночи. Но слава Богу пронесло, никто ночью не пришёл, но напереживались изрядно. Но хуже всех было двум механикам-любителям комфорта, которые ехали в купейном вагоне. Их закрыли в купе, обшманали по полной, но ничего не взяли, когда увидели паспорта моряков, и узнали, что мы едем на работу без денег. Они, оказывается, приняли нас за перегонщиков авто, которые едут за машинами с деньгами. Всё обошлось, в общем-то, но было бы довольно тяжело от них отбиваться, если бы мы ехали с судна домой с деньгами. На этом наши приключения не закончились. Когда мы добрались до Херсона, оказалось, что судно перенаправили в Новороссийск.
Пришлось нам ночевать в Херсоне, кому, где придётся, а на следующий день садиться в поезд до Симферополя, а оттуда тащиться автобусом до Новороссийска. Когда мы наконец добрались до судна, то никто из прежнего экипажа конечно нам не обрадовался. Они отработали по три с половиной месяца, и тешили себя надеждой пойти «под флаг» на этом судне, и это было бы справедливо, в общем-то. Ну что делать, несмотря на не очень тёплый приём, передача дел состоялась где-то 10 июня, и мы поплыли, как мы думали, в один из последних рейсов под российским флагом, а пришлось работать до середины августа. Только тогда мы встали на рейд Пирея на бриделя, это когда отдан якорь, а корма длинными швартовыми привязана к берегу. Так швартуют при редовой погрузке леса в Игарке. Начался «греческий ремонт».
В последнем рейсе пришлось распрощаться со стармехом, Фёдоровым Валерианом Сергеевичем. Хороший мужик, но по приходу в Грецию у него случился обширный инфаркт, и пришлось его срочно сдавать в больницу. Как потом я узнал, переживал он из-за того, что эти два механика, которые ехали в отдельном купе, бывшие помполиты, кстати, запачкали дорогое чистое масло, перекачав его в один из не не очень чистых донных танков, а его надо было грекам сдавать. Должен был приехать сюрвейер по этому поводу. Вот он втихаря и расстраивался, а мне ничего не говорил. Пришли мы в ремонт, короче говоря, без деда. Пришлось разговаривать с кадрами по этому поводу. Они с пониманием отнеслись ко мне, и даже предложили выбрать стармеха на моё усмотрение. К счастью, в отпуске был мой давний друг, с которым мы работали ещё на ледоколе, а потом на «Поморье», Сыропоршнев