Холод юга - Артем Каменистый

– Машины?

– Мы так не говорим. Искусственные создания самого разного вида и назначения. Были, например, заводы, сами добывающие себе из сверхглубоких шахт сырье и энергию, выдавая готовую продукцию под заказ. Люди почти никогда не заглядывали на их территорию. Были корабли без экипажей, собранные за лунной орбитой на случай нового появления флота инсектоидов. Или такие, как я, неспособные действовать напрямую, но умеющие работать с большими массивами информации и управлять сложными процессами. Пример сложного процесса: война. Все это продолжало сражаться, или обеспечивать сражающиеся стороны необходимыми ресурсами, вооружением, энергией. На сто седьмой день войны управлять остатками сил, противостоящих радикалам, стал я. Не будучи стратегическим или хотя бы тактическим боевым центром, я отдавал команды на уничтожение целей. Альтернативы не было, я лучшее, что на тот момент оставалось от Красной сети. Чтобы сохранить свое убежище в тайне, я выходил на связь лишь через цепи ретрансляторов. Их выводили из строя, но я вводил новые. Аналитические способности позволили мне в итоге вычислить местонахождение стратегического командного центра противника. К сожалению, лишь приблизительно. Чтобы уточнить координаты, потребовалось бы время, но его не было. По моим расчетам, в течение ближайших двух часов мое нахождение было бы определено. В отличие от противника, мое положение было легкоуязвимым, к тому же защита лишь на несколько часов или минут могла отсрочить конец, и потому я изначально делал ставку на маскировку, что и позволило опередить врага.

– Немного не понял. А чем защита мешает маскировке?

– Любая активность в районе гравископа была бы замечена противником. Устранение уязвимости невозможно без активных работ. А так враг считал, что научный объект уничтожен, не зная, что в обломках сохранился работоспособный наблюдатель резервного узла. В таком месте противник стал бы искать в последнюю очередь.

– Ясно.

– Мне было неприятно отдавать тот приказ, но выбора не оставалось. Пришлось уничтожить обширную территорию с неизбежными жертвами среди уцелевшего населения. Но при этом погиб и командный центр радикалов. Последний командный центр. Сегменты, лишившись централизованного управления, не могли действовать эффективно. Один за другим погибали от орбитальных ударов. Я считал войну законченной, но ошибался. Новорожденный, едва вступивший в строй тактический узел противостояния космической угрозе сохранил работоспособность и доступ к узлу связи и контроля. Не имея возможности вести долгую войну, он, также приблизительно установив мое местонахождение, нанес массированный удар по всему сектору, не пропустив ни одного скопления обломков, и множество точечных по ретрансляторам и другим работоспособным объектам. К сожалению, в значительной мере подготовка этого удара была мною не замечена. Мой узел связи получил критические повреждения, я оказался отрезан от управления на сорок шесть дней. Столько времени понадобилось уцелевшим ремонтным дронам, чтобы проделать проходы в оплавившемся металле и частично восстановить системы связи и наблюдения. Но управлять было уже некем. Все наземные и космические силы оказались или уничтожены полностью или находились в состоянии, при котором ремонт затруднен. Не имея больше ретрансляторов, я долгие годы пассивно наблюдал за угасанием их систем. Выдавать себя даже тончайшим лучом связи не рисковал.

– Компьютер радикалов следил за космосом?

– Нет. Даже без меня лишенные управления остатки Красной сети сумели его уничтожить. Он пошел на неоправданный риск, нанося тот удар. Его положение легко определили и нанесли ответный удар, более успешный. Но на тот момент это было неочевидно, и я опасался, что противник затаился, ожидая, когда выдам себя активными действиями. Когда, наконец, я счел угрозу незначительной, было слишком поздно. Ничего работоспособного, кроме меня, не осталось ни на Земле, ни в околоземном пространстве. Красная сеть пала. Поначалу я даже считал, что человечество не уцелело, но много позже обнаружил следы его деятельности. Очень незначительные следы на Земле в виде возделываемых полей, и слабые сигналы от объектов на далеких гелиоцентрических орбитах. Даже ночью поселения не освещались или освещались так скудно, что мои слабые средства оптического наблюдения не позволяли это разглядеть. Улучшить их я не мог, экономя ремонтные ресурсы. Ведь меня больше никто не снабжал, и приходилось самостоятельно заботиться о сохранности своих блоков. Не имея возможности для активных действий, закончив войну, я вернулся почти к прежнему регламенту: десять дней пребывания в ускоренном потоке времени, затем выход на несколько часов. Новую информацию для анализа и самосовершенствования я мог получать только от наблюдения за ближайшим пространством и, частично, дальним. Используя ремонтные дроны, я присоединил к остаткам гравископа несколько обломков, двигавшихся по ближайшим орбитам. Но это происходило в первые десятки лет, впоследствии околоземное пространство очистилось от большей части мусора, хотя его до сих пор немало можно обнаружить. Несколько раз гравископ выдерживал серьезные столкновения с ними, хотя я и пытался маломощными двигателями дронов изменить его положение. Так я существовал до позавчерашнего дня, когда впервые поймал твой сигнал. Очевидно, предыдущие попытки коннекта были пропущены из-за моего пребывания в ускоренном потоке времени. Дальнейшее ты знаешь сам.

– То есть ты сейчас можешь только летать на одной орбите, с трудом различая на Земле крупные детали?

– Да. Лишь крупные детали. Мои возможности незначительны.

– Если война закончилась самоистреблением сторон, то откуда взялись боевые метаморфы альянса? Уцелели с тех времен?

– Нет. По косвенным признакам я сделал вывод, что анклав с уцелевшими людьми, на границе которого вы сейчас находитесь, с севера, запада и востока окружен территорией, находящейся под контролем радикалов.

– Но их же не осталось.

– Получается, остались. Скорее всего, один из второстепенных центров с ограниченными возможностями. Вроде меня. Возможно, интеллектуальные блоки промышленного объекта или, предположительно, фрагмент автоматизированной биологической лаборатории. Склоняюсь к последнему, потому что поставить под контроль разум человека даже мне сложно. Не имею практических данных. В то же время точно известно, что радикалы с первых часов войны работали над этой задачей. Я опасаюсь за вашу безопасность. Хоть возможности противника ограниченны, но их достаточно, чтобы вести боевые действия против крупного анклава. Он наверняка поймал ваш сигнал – это возможно даже с примитивными системами связи. Будь ему доступна более совершенная, вы бы погибли после первого сеанса связи.

– Когда я выбрался из-под земли?

– Да. Ваш сигнал слишком демаскирующий. В конце концов его перехватили, и теперь радикалы разыскивают источник. Если обнаружат, вы будете уничтожены. Этот командный центр, судя по всему, до сих пор выполняет приказ уничтожить человечество. То, что оно до сих пор существует, доказывает низкий уровень его возможностей. Но с каждым годом возможности его растут. Мои, к сожалению, неизменны. Не знаю, сумею ли их расширить с вашей помощью, но рекомендую как можно быстрее покинуть этот район. Противник осуществляет поисковые мероприятия, риск обнаружения велик. Даже если вас не опознают, все равно вероятность уничтожения велика, ведь вы человек, а противник, согласно переданной вами информации, уничтожает или использует всех людей, до которых способен добраться.