Островок счастья - Марина Полетика

– Ну какая тебе разница, мам? Немного, – соврал Паша, увлеченно размешивая ложкой сметану.

– Знаю я твое «немного»! – не успокаивалась мать. – Деньги ты считать не умеешь, вот что. Слишком у тебя их много.

– Не умею, – покладисто согласился Павел. – Но люблю. Как дядя Скрудж. Вот я бы с тобой с удовольствием поделился, так ты же не берешь! Куда мне их девать, скажи, пожалуйста?

– Паша, в самом деле, я серьезно! Ну почему ты не разрешаешь мне у тебя прибирать? Раз в неделю мне не составит труда, честное слово. И приготовила бы все уж не хуже, чем твоя домработница. И главное, бесплатно.

– Во-от! В этом все и дело! – На секунду отрываясь от борща, поднял палец вверх Павел. – А всякий труд должен быть оплачен, за этим у нас, между прочим, прокуратура следит. Некоторых уже оштрафовали.

– Да ну тебя! – расстроилась мать. – Я с тобой серьезно, а ты…

– Мамочка, ты уже и так за свою жизнь наработалась, – погладив ее по руке, сказал Павел. – И до сих пор отдыхать не хочешь. Кстати, как там у вас в музее дела? Уволили эту, как ее, забыл?

– Веру Михайловну? – оживилась мать. – Нет, вынесли строгий выговор с предупреждением, а увольнять не стали. Ты же знаешь нашу администрацию, интеллигентные люди, которые до последнего…

Павел, довольный тем, что так удачно перевел разговор, принялся опустошать тарелку, украдкой поглядывая матери за спину на футбол, шедший по телевизору без звука. Нина Владимировна тем временем подробно рассказывала историю борьбы великодушного директора музея с нерадивой смотрительницей. Его мама всю жизнь проработала школьной учительницей математики, а на пенсии устроилась смотрительницей в Русский музей и теперь была совершенно счастлива. Она весь день проводила в окружении шедевров и общалась с единомышленниками – конечно, за редким исключением, вроде вышеупомянутой Веры Михайловны, которая к возложенной на нее миссии относилась без должного рвения. Павел Веру Михайловну в глаза не видел, но был благодарен ей за то, что ее постоянные конфликты с руководством позволяли ему получить передышку от маминых поучений.

Он очень любил маму и прекрасно понимал, что она просто-напросто хотела бы принимать большее участие в его жизни – хотя бы получив ключи от его квартиры и наводя там порядок. Но мама – не Вероника Гавриловна, которая очень дорожит своей и впрямь непыльной и хорошо оплачиваемой работой. И если поползновения Вероники Гавриловны, тоже то и дело начинавшей критиковать его образ жизни, он вежливо и решительно пресекал на корню, то с мамой, понятное дело, этот номер не прошел бы.

– …и сказали, что если это еще раз повторится, то больше этого не потерпят, – закончила свой рассказ мама. – Паша?

– А? Что? – спохватился сын, поспешно отводя взгляд от экрана и наугад ответил: – Молодцы, правильно сделали, с людьми надо работать!

– Ой, я тебя заговорила совсем, сыночка! – успокоилась простодушная мама. – Пельмешки будешь? С мясом и капусткой, как ты любишь!

– Ой… – с сомнением протянул сыночка. Пельмени после тарелки борща были явным перебором… Но мама обидится, да и когда еще будет случай поесть любимых пельмешков… И Павел, вздохнув, решился: – Неси! Наемся на месяц вперед, как верблюд!

Водрузив на стол миску с пельменями и пополнив запасы сметаны, Нина Владимировна опять уселась напротив сына и приступила ко второй обязательной части беседы.

– Пашенька, ты опять на целый месяц уезжаешь? Как, ты говоришь, этот город…

– Надеждинск. Триста сорок километров от Екатеринбурга, – уписывая пельмень, невнятно пояснил Павел. И зачем-то добавил: – К северу.

– Господи… – расстроилась мать, прожившая всю жизнь в Петербурге и даже Москву искренне считавшая провинцией. – Такая дыра! Там же холодно! И как там люди живут?

– Ну почему дыра, мама? – рассмеялся Павел. – Большой город, сто тысяч населения. Градообразующее предприятие – наш металлургический завод. Само собой разумеется, школы, больницы, магазины – все, как положено. Даже свой театр есть, представляешь?

– Ну да, – поджав губы, кивнула мать. – Хоть в театр сходишь. Я тебя в БДТ звала – не пошел! Так и будешь там весь месяц безвылазно сидеть?

– Так и буду, – вздохнул Павел и решился: – Только не месяц, мама, а больше.

– Больше?! – ужаснулась мать. – Куда ж больше-то? Совсем дома не бываешь, вся жизнь в командировках, ни отдохнуть, ни пожить, как нормальный человек. Семью бедному мальчику завести некогда! Я вот позвоню Павлу, поговорю с ним. Ты же не можешь один все тащить, неужели он не понимает?! Своих небось не гоняет по медвежьим углам, а тебя не жаль?

Мама вырулила на любимую тему номер три – как ее родной брат, Павел Владимирович, нещадно эксплуатирует племянника, заставляя того мотаться по городам и весям, где работают подразделения его огромного металлургического холдинга – и монолог двинулся было по накатанной колее. Но на этот раз Павел маму остановил: разговор грозил затянуться, а за ним вот-вот должна была прийти машина, чтобы отвезти в аэропорт. Уехать по-тихому не получилось: мама и в самом деле могла позвонить брату, тогда все попали бы в идиотское положение.

– Я не знаю, насколько я еду, мама. Честное слово. Это немного другое, чем всегда. В общем, я не хотел тебе говорить, чтобы ты не волновалась.

– Что это вы там еще придумали? – настороженно уточнила Нина Владимировна, немедленно начавшая волноваться.

– Видишь ли, мама… На этот завод я теперь еду не как представитель руководства холдинга и не затем, чтобы внедрять новый проект. То есть и за этим тоже, но…

– Да что ты тянешь, говори конкретно! – возмутилась мать.

– Это теперь мой завод, мама. Павел Владимирович мне его подарил, можно так сказать.

– Как это подарил? – не поняла мать. – Это же не игрушка. А ты говоришь «подарил»? Что за глупости! Ты-то здесь при чем?

Павел вздохнул. Его замечательная мама, прошедшая светлый путь от октябрятской звездочки и пионерской дружины до первичной комсомольской организации, конечно, вполне отдавала себе отчет, что в стране, на ее памяти сменившей историю, строй и даже название, имела место быть приватизация. И даже постепенно привыкла к мысли, что ее старший брат, в начале девяностых бывший директором металлургического завода в Карелии, за прошедшие годы стал одним из самых богатых людей в этой стране с новым названием. Теперь Павел являлся владельцем гигантского холдинга с ежемесячным оборотом в три миллиарда, в который входили горно-обогатительные комбинаты, шесть металлургических заводов, три машиностроительных и два – по обработке цветных металлов. А в последние годы компания «Северметалл» начала активно теснить конкурентов еще и на чужом поле – строительный бизнес, телекоммуникации, страхование… Павел Мордвинов-старший, как сказочный царь Мидас, легко превращал в золото все, к чему прикасался. Конечно, Нина Владимировна гордилась братом и тем, что ее сын стал правой рукой дяди, тем, что именно Павлу, а не кому-то еще в последние годы он доверял любую, самую сложную, работу – поэтому-то Павел и колесил по всей стране от Владикавказа до Урала и Башкирии.